Страницы жизни

История семьи: к столетию со дня рождения
Вениамина Каверина

ГЛАВА 12.
МАМА ВЕРНУЛАСЬ В ПСКОВ

После переезда из Пскова в Москву Анна Григорьевна оторвалась от обычных занятий театром, музыкой, от общения с артистами, с покупателями музыкальных инструментов, полностью погрузилась в повседневные домашние заботы. Вскоре сын Александр женился и привёл молодую жену в дом, Лев и Давид стали военными врачами и разъехались по фронтам. Маме в Москве стало скучно и грустно. Уже весной 1920 года она «всё чаще и чаще стала повторять, что хорошо бы ей вернуться в Псков» («Освещённые окна», часть 2-я).

Младшая сестра Лея Григорьевна Лунич, оставшаяся в Пскове, поддерживая её жажду кипучей деятельности, настойчиво звала к себе. Она сообщила, что сняла для Анны Григорьевны комнату и договорилась о работе в Доме культуры. И в августе 1920 года та перебралась обратно в Псков. Правда, «с Домом культуры не получилось, но ей предложили заведовать книжным магазином» (там же, часть 3-я).

Почти сразу, той же осенью, жившие в Петрограде Юрий Тынянов с женой Еленой забрали к себе из Москвы её брата Вениамина. Здесь он продолжил изучать русскую филологию в университете, а также одновременно поступил и в Институт восточных языков. Во время ближайших зимних каникул Вениамин побывал в Пскове у мамы. А летом 1921 года он провёл здесь весь июль и август. «Маму я нашёл изменившейся, повеселевшей… Энергичная, исполнительная, она была склонна в любой работе к почину. Ей поручили заведовать книжным магазином, и, продавая книги, она умудрилась открыть при магазине маленькую детскую библиотеку. Книгу можно было купить, но можно и взять домой на две-три недели. Как некогда, со всего города к ней потянулись люди – потолковать о детях, пожаловаться, посоветоваться. Как-никак она вырастила шестерых, ни много ни мало… Вновь принялась она и за музыкальные и театральные дела, хотя магазин-библиотека отнимал почти всё её время…В каком-то клубе она устроила артистический кружок, в котором любители уже сыграли «Женитьбу» Гоголя и «Скупого» Мольера.

Сёстры «жили в нашей квартире, на Гоголевской, 11, в доме Бабаева (уже не гордившегося тем, что он был «лично почётный гражданин»), но занимали только две комнаты – бывшую гостиную с бамбуковым шёлковым гарнитуром и совсем маленькую, оклеенную красными обоями. На каникулах эта комната была отдана мне…

Я приехал под вечер, мама закрыла магазин и, уже идя домой, на Сергиевской, выложила мне ворох семейных новостей…»

В дни этих летних каникул 1921 года Вениамин много бродил по городу, вспоминал прежнюю псковскую жизнь и работал над своим фантастическим рассказом «Хроника города Лейпцига за 18.. год». Настолько фантастическим, надуманным и невероятным, что мама, случайно прочтя лежавшую на столе тетрадку, со страхом участливо спрашивала сына, всё ли у него в порядке с головой (Через год рассказ появился в альманахе «Серапионовы братья».).

По настоянию матери Вениамин побывал и в Летнем театре городского Сергиевского сада, где играла тётя Люся (так дома звали Лею Григорьевну), видел её в роли Любы Торцовой («Бедность – не порок»).

И на следующих зимних каникулах он провёл в Пскове обе недели. «С долгожданным ощущением полной свободы я вернулся к своей черновой тетради, к наброскам, планам, стихам, к черновику брошенного рассказа. Тетрадь была отдельная, псковская.» Оказывается, Вениамин уже тогда в своей творческой работе отвёл для поездок в Псков особое место.

В изданном Губисполкомом «Псковском справочнике 1923 года», содержавшем сведения о персональном составе работников учреждений и предприятий, сто страниц из 176-ти отводились рекламе. Всю 163-ю страницу занимала такая реклама: «Книжная лавка М. Л. Каменской и А. Г. Дессон. Псков, Сергиевская улица, д. № 19/34. Всегда в большом выборе учебники. Книги по всем отраслям знания. Все литературные новинки. Канцелярские принадлежности и учебные пособия. Покупка и приём на комиссию книг. Ноты. Иногородним высылка по получении задатка».

Двойной номер дома даёт более полное представление о местонахождении книжного магазина, скромно названного лавкой, совладельцем которой была мать Каверина. Это домовладение выходило на три улицы и до революции принадлежало старинной купеческой семье Лоховых. По правой стороне Сергиевской его трёхэтажные постройки значились под № 19, затем они выходили на Плоскую улицу и заворачивали на древнюю Великолуцкую. Именно по её левой стороне двухэтажная часть домовладения Лоховых имела порядковый № 34. Неподалёку находился бывший дом С. Н. Хмелинского, числившийся под № 28, в котором родился Вениамин. От этого большого квартала в последнюю войну остались одни развалины, после разборки которых в Пскове появилась Октябрьская площадь и на ней построили новый Дом связи.

Отметим, что вскоре после революции, когда так упростилась процедура разводов, Анна Григорьевна разошлась с мужем. Поэтому в рекламе названа её девичья фамилия Дессон. В следующем, 1924 году её сын Давид убедил мать с сестрой Леей Григорьевной перебраться в Москву. Вместе с ними уехала из Пскова старшая дочь Мирра Александровна со своей маленькой дочкой Диной Руммель. В Москве все они поселились рядом с семьёй Давида Зильбера.

С их отъездом из Пскова приезжать сюда Вениамину стало не к кому. К тому же Псков превратился в пограничный город, находившийся в 22 км от буржуазной Эстонии. Въезд в него разрешался только по пропускам. Но для нас, псковичей, важно, что всё это время образ родного города оставался с Вениамином Александровичем. И объяснялось это не только местной патриотичностью, любовью к своей малой родине. Когда в начале 20-х годов он стал прозаиком, его жизненные впечатления географически ограничивались 17-ю годами детства и юности в Пскове, полутора годами учёбы в Москве, а с осени 1920 года – в Петрограде, который он «полюбил на всю жизнь». Полюбил настолько, что, говоря об этом в третьей части «Освещённых окон» с восхищением юноши, начитавшегося Пушкиным, добавил: «Не помню, где я читал, что родина – не там, где родится человек, а там, где он находит себя».

Таким образом, кроме Пскова, в других провинциальных городах Каверину долго не доводилось бывать. Поэтому, когда он помещал героев своих рассказов в небольшие российские города, ему было легче не выдумывать обстановку незнакомых мест, а пользоваться деталями псковского городского пейзажа. Впрочем, это делалось не с фотографической точностью, а только в пределах потребности сюжета, непринуждённо и свободно.

Вениамину Каверину повезло, что он родился и воспитывался в Пскове – губернском, далеко не заштатном городе с богатой историей, массой памятников старины и своеобразным обликом, разнообразной театральной и музыкальной жизнью, множеством учебных заведений. И, наоборот, Пскову повезло, что в культурной семье Зильберов сумели воспитать талантливых детей, прославивших родной город, и один из них, став писателем, часто использовал образ этого города в своих произведениях. Подтверждение тому мы находим уже в повести «Конец хазы», над которой Каверин работал в 1924 году. В следующем году повесть включили в литературно-художественный альманах «Ковш», выпущенный Госиздатом.

В «Очерке работы», которым открывались два последних Собрания сочинений (1963-го и 1980 годов), Каверин назвал эту повесть первым выходом из круга узколитературных представлений, то есть переходом от фантастических рассказов к реалистической прозе. «Собирая материал для «Конца хазы», я читал уголовную хронику, ходил на заседания суда и, случалось, проводил вечера в притонах, которых в ту пору было ещё не мало.»

Один из действующих лиц повести, арестант Сергей Веселаго, по воле автора отбывал наказание в уголовной тюрьме. Объясняя, где она находилась, Каверин так начинал третью главу: «Гражданская война…не пощадила этого города, построенного на слиянии двух рек и обнесённого каменной стеной, которую в своё время с большим упорством долбил каменными ядрами Стефан Баторий». И хотя Каверин не привёл название города, не узнать по этим словам Пскова просто невозможно. Но дальше описание Пскова перемежалось с художественным вымыслом:

«Через реку был переброшен мост. Тотчас за мостом начиналась площадь – осенью на ней тонули неосторожные дети; за площадью шли пузатые железные ряды, старинные здания с каменными навесами вдоль фасада, за железными рядами снова площадь, на которой толпились когда-то стекольные магазины».

Приходится вступиться за честь губернского Пскова. Всю свою обширную Торговую площадь, тянувшуюся от стен Довмонтова города до старой почты, а в ширину – от Ольгинского моста до Хрустального ряда Гостиного двора, псковичи мостили крупным булыжником, так что утонуть на ней было невозможно. Железные ряды находились на задней стороне Гостиного двора, но за ними не было другой площади и не толпились стеклянные магазины. К тому же в Гражданскую войну облик Пскова практически не изменился, его здания сохранились, и только Ольгинский мост взорвали в мае 1919 года отступавшие красноармейцы.

По ходу действия повести Каверину надо было «устроить» побег заключённого, и он поместил тюрьму на самый берег реки, так что арестант спрыгнул в воду с тюремной стены, и ему не дал утонуть местный рыбак. При этом автор так насмешливо объяснил выдуманное местонахождение острога: «По мудрой мысли местного губернатора, барона Адлерберга, при котором строилась тюрьма, «стены означенной должны быть омываемы водами реки Протвы, дабы, уподобленная крепости святых Петра и Павла, в столице нашей Санкт-Петербурге, местная городская тюрьма истинным и устрашающим оплотом справедливого правосудия служила».

Между тем, Александр Васильевич Адлерберг был не бароном, а графом, служил здесь губернатором с 1903 по 1911 год, то есть как раз в дни псковского детства Каверина, а тюрьма строилась метрах в двухстах от берега Псковы и на век раньше, при других губернаторах, когда род Адлербергов не имел ни баронского, ни графского титула. Но такие «исторические» экскурсы, а также использование известной в России и в Пскове фамилии придавали повести особый шарм.

Каверин воспользовался в ней ещё одной псковской фамилией – Качергинский. В повести её носил хозяин питерской воровской квартиры («хазы») по прозвищу Турецкий барабан. В Пскове же провизор Аркадий Качергинский владел аптекарским магазином, а в антрепренёрстве был главным конкурентом матери Каверина Анне Григорьевне Зильбер.

И здесь врезавшиеся в память псковские воспоминания своеобразно всплывают на страницах чисто литературного труда. Так что изучать историю и топографию города по художественным произведениям не следует. Но это нисколько не умаляет достоинств каверинских рассказов, повестей и романов. Более того, благодаря такому использованию автором деталей псковской истории его земляки на многие годы получили увлекательное занятие сравнивать сказанное писателем с подлинными событиями, исследовать творческую лабораторию Каверина.

Натан ЛЕВИН, кревед.

На фото:

• Анна Григорьевна Зильбер (до замужества и после развода - Дессон).

• Рекламная страница «Псковского справочника 1923 года».