Ирина Ясина: «Наш кризис мы сами создали своими руками»
«Хрущёвскую оттепель ещё не отменили, но Хрущёв уже пошёл на попятный, провозгласив публично на каком-то партийном камлании: «Понятие о какой-то оттепели — это ловко этот жулик подбросил, Эренбург!»
Сигнал, таким образом, был дан, похолодание началось.
Людмила Улицкая. «Зелёный шатёр»
Разговор с Ириной Ясиной [1] состоялся сразу же после вечера памяти Павла Адельгейма, который проходил в Малом зале Псковского театра драмы им. А. С. Пушкина. Чуть более часа мы разговаривали об идеологии свободы и об имперских комплексах, о Европе и Азии и, конечно, о том, что «уже не лечится ни Крымом, ни Донбассом».
«Ренессанс империализма, который мы наблюдаем сейчас, – это уход от внутренних проблем»
Ирина Ясина. Изборск, август 2015 г. Фото: Лев Шлосберг |
- Ирина Евгеньевна, Псков находится в той же стране, где и Москва? Мы живём в одной стране или в разных?
- Мне показалось, что Пскову европейские ценности имманентно [2] присущи. Москва тоже такая – несмотря на последнюю моду дружить с Востоком. Москва и Псков – европейские города, как и маленькие города, которые мы видели по дороге. Мы были в Острове и Себеже. Достаточно пройтись по набережной Себежа, чтобы понять, что в азиатских городах такого не бывает. И Остров, конечно, тоже - с его церквями, с его мостом… Но жалко, безумно жалко, что так много разрушено. Усадьба Валуевых-Неклюдовых, которую мы поехали смотреть… Когда мы увидели её… Это, конечно, слёзы. Я не думаю, что нужны какие-то страшные деньги, чтобы это восстановить. Не знаю, чувствуют ли люди, что находятся на могилах собственной цивилизации? Так что вы – европейский город, и мы – европейский город. От 200-тысячного Пскова я такой европейскости даже не ожидала и была приятно удивлена. Начиная с того, что здесь есть указатели «Рига», «Таллин». Их приятно видеть тому человеку, который мыслит единым пространством. И это не имперское пространство.
- Осталось уточнить, что это за путь, которым идёт наша общая страна. Я слышал мнения о вашем интервью на местном радио, и не всегда они положительные. Слово «либеральный» вызывает у многих отторжение.
- Я себя либералом считаю в силу того, что я безусловный сторонник свободы личности, приоритета личности над государством и того самого высказывания Вольтера о том, что свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого. Это моё кредо, а как его назвать – либеральным, радикальным, свободолюбивым консерватизмом… Как угодно. Те же американские республиканцы, которые суть консерваторы, - все за безусловную свободу личности.
- Мы находимся не просто на Псковской земле, а на земле, которая подарила нам ни больше ни меньше как «Изборский клуб».
- Свобода у вас древней, чем «Изборский клуб». Кроме того, эта земля и колокол вечевой изначально подарила.
- Да, но колокол срезали и увезли пятьсот лет назад, а «Изборский клуб» процветает. Их идеи воплощаются в жизнь – в Пскове, Москве, Крыму, Донбассе…
- Как нас учил Шлосберг эти два дня: Проханов приезжает и уезжает, а Псковская земля остаётся.
- Проханов приезжает не с пустыми руками. Он привозит землю из Крыма, Южной Осетии…
- Он такой «собиратель земли Русской»… Я недавно прочитала двухтомную биографию Алексея Петровича Ермолова. Это тот самый Ермолов, который «дрожи, Кавказ…»… Там было всё. Вначале было «дрожи, Варшава», потом - «дрожи, Наполеон»… Но даже Ермолов был за отмену крепостного права. То же самое собирание земель, внешняя экспансия признаются Алексеем Петровичем отвлекающим манёвром, для того чтобы не лечить собственные болезни. И слушать это от людей круга Ермолова (не то что империалистов, а империалистов в квадрате) поучительно. То есть это было всегда. И тот ренессанс империализма, который мы наблюдаем сейчас, – это несомненный уход от внутренних проблем. Я не знаю, что они будут делать после, буквально этой осенью, потому что те экономические проблемы, которые встали перед страной, – они уже не лечатся ни Крымом, ни Донбассом. Крым и Донбасс уже своё отыграли. Не знаю, как в Пскове, но в Москве мы уже вообще перестали говорить об этом. То есть когда мы у нас дома собираемся и приезжают друзья, то просто сидим и хихикаем – за частушками, за анекдотами… Про политику вообще не говорим. Мы говорили об этом прошлой весной, мы говорили об этом осенью прошлого года… Я думаю, что люди других идеалов точно также больше не могут говорить об этом. Пресыщение той информацией, которая на нас такой лавиной обрушилась, у них, наверное, даже больше, чем у нас. Просто потому, что я как не смотрела телевизор, так и не смотрю. А они смотрят.
- Тем не менее, Псков в последнее время оказался в центре внимания ещё и потому, что это город, из которого псковские десантники улетали на войну.
- К сожалению, таких городов много. Но с вас началось разоблачение этой тайны… [3] Магии с последующим разоблачением. В страшном сне нельзя себе представить мать или жену, которая соглашается за что угодно не писать имя мужа на могильной плите. Но ещё более страшный сон – люди, которые заставляют их это делать. Я абсолютно уверена, что нам предстоит пережить глобальное… нет, не разоблачение, а передумывание этих и прежних наших грехов. И это будет тяжело.
- Как вы думает, когда это начнётся?
- Не знаю. Я не думаю, что скоро. У нас, слава богу, нет внешней оккупации и того национального ужаса, который заставляет сделать это мгновенно, как когда-то заставил немцев работать над ошибками. Нам предстоит более тяжёлая работа. Нам предстоит вытянуть самих себя из болота. При каких обстоятельствах это произойдёт – я не представляю. То есть я представляю, но не очень хочу об этом говорить. Мы же все в России чуть-чуть суеверны. Плюём через левое плечо, кошек чёрных боимся… Существует такое поверье: не произноси, и этого не будет. Я не боюсь тех вещей, которые другим кажутся катаклизмами. Но мне очень хочется, чтобы в результате катаклизмов – какими бы они ни были – мы все, россияне, начали бы задумываться о собственной роли и о том, что внешнюю экспансию надо поменять на работу в собственной стране.
«Страх и уважение – абсолютно разные понятия»
- Пресловутые мыслители «Изборского клуба», наверное, не такие суеверные и формулировать не боятся. Что им в ответ может предложить либеральная часть общества? Есть отдельные остроумные публицисты, но общая идея кажется несформулированной, и, может быть, поэтому в России неправильно понимается ваш либерализм?
- Как только люди начнут думать о своём сообществе… Не только о себе любимом, но и о своём сообществе: о районе, подъезде, о городе, о том, чтобы детишек не было в детских домах... Вот когда мы об этом начнём думать, чтобы чувствовать себя великими, тогда и произойдут изменения. Я не думаю, что предложение величия за счёт хорошей жизни так уж претит нашему народу. Идея о том, что мы с голой задницей, но с ядерной ракетой? Мы всё-таки не в ХХ веке живём. Я продолжаю настаивать на том, что страх и уважение – абсолютно разные понятия. Боится – значит, уважает… Мы должны понять, что это не то уважение. Это страх и нежелание связываться… Любая либеральная идеология – это идеология свободы личности и достоинства. Свобода - это не вольность. Вольность «что хочу, то и ворочу» - это не либеральная традиция. Либеральность - в самоограничении к тем людям, которые тоже свободны.
- Ваш отец Евгений Ясин недавно сказал, что «Псков - один из самых красивых городов России, и это нужно предъявлять в качестве товара для путешественников». Слово «товар» некоторых покоробило.
- Это смотря в каком смысле. Деньги туристов остаются в гостиницах, на рынках… В этом смысле – товар. Такое количество памятников и всё-таки в достойном состоянии не в каждом городе увидишь.
- Но ваши оппоненты уповают прежде всего на нематериальное, так сказать, на «духовное».
- Получается, что пускай приезжают и любуются, но ничего не едят? Не спят, желательно не заправляют машины и не покупают ни одного сувенира?
- Господин Сечин в письме Путину предупредил, что к 2017 году с бензином в России могут возникнуть проблемы.
- Господин Сечин много чего наговорил.
- Мы находимся в пятидесяти километрах от государственной границы, на которой, видимо, будут сжигать санкционные продукты – как доказательство приоритета «духовного» над материальным.
- Я очень надеюсь на то, что всякие ушлые люди найдут способы эти продукты провезти.
- Не те ли это ушлые люди, которые предлагают эти продукты сжигать?
- Вполне может быть. Вода дырочку найдёт. Бог им судья.
- Бог? Может быть, если кто-то в него верит.
- Хорошо: совесть.
- А если у них нет совести? Есть ли какие-нибудь другие, приземлённые, но в то же время неотвратимые способы ответить за свои поступки?
- У меня всё-таки экономическое образование, и меня сильно напрягают те цены на нефть, которые мы видим. Это для страны, привыкшей к 100 долларам за баррель. Мы имеем национальную валюту, которая зависит только от одного показателя – от цены на нефть. Нам надо бы поосторожнее обходиться с этими благами, даже с импортными продуктами. Хотя я также считаю, что совершенно не обязательно завозить всё из Европы. Лучше научиться всё делать самим. Но я хожу по магазинам и вижу, что санкционные товары довезти было бы дешевле. Теперь там лежат бразильские, турецкие… Какие угодно, только не российские. Либо я вижу капусту кольраби, произведённую в России, во что я не верю.
- Вы упомянули грядущую осень как в экономическом смысле не очень благоприятную. Так что же будет этой осенью и зимой?
- Это зависит от цены на нефть. Ничто не предвещает высокой цены, потому что предложения огромны. Предстоит выход на нефтяной рынок Ирана, у которого огромные запасы легко извлекаемой нефти. В Китае рост не просто замедлился. Кажется, что они немножко мухлевали со статистикой и давали те цифры роста, какие им хотелось бы. Я в своё время провела в Китае некоторое количество времени – довольно большое, общалась с китайцами и европейцами, которые там долго живут, и поняла главное: для китайца признать, что он хуже другого, или признать, что он неправ, - это просто смерти подобно. Я не думаю, что сегодня эта парадигма не действует. Если этот китайский уезд имеет рост 5 процентов, то соседний должен иметь рост 5, 2… Сложностей нам избежать не удастся, поскольку этот кризис отличается от предыдущих. В 1990-91 годах это был крах Советского Союза. Я, конечно, не считаю его крупнейшей геополитической катастрофой. Когда идея нежизнеспособна (а СССР был всё-таки идеократическим государством [ 4]), то в какой-то перспективе государство должно было исчезнуть. Как экономист, я понимаю: денег не было. И что там придумывать всякие заговоры? Но Россия – очень сильная страна. Что будет дальше? Посмотрим. Просто не будет. Это другой кризис. Кризис 1998 года тоже во многом был вызван ухудшением мировой конъюнктуры на наши товары. Я всем привожу в пример август 1998 года, когда нефть стоила 8,5 доллара за баррель. В 2008-2009 годах был мировой кризис, и мы попали в него просто потому, что мы - часть мировой системы. А нынешний кризис – нет. Весь мир себя чувствует кто хуже, кто лучше, но это с нашим кризисом не связано. Наш кризис мы сами создали своими руками. Нам предстоит его сначала ощутить, а затем преодолеть.
«Я бы не смогла отказаться от российского гражданства»
- Ирина Евгеньевна, ваш отец родился в Одессе, учился там, работал… Одесса в последнее время часто попадает в новости. Туда уезжает…
- Маша Гайдар.
- Да… А вы бы могли себя представить там в роли какого-нибудь консультанта?
- Запросто. Я не буду говорить, что украинцы – это тот же самый народ. Это другой народ. Он даже в разных частях Украины разный. Но я в мае была во Львове, а в июне в Одессе. Специально поехала и туда, и туда, чтобы посмотреть. И везде одинаково, честно вам говорю. Саакашвили в маленькой Грузии удалось сделать то, что нам бы тоже не помешало сделать в России (конечно, помноженное на наши трудности, на наши масштабы, на наши преимущества). Я вижу масштабы Европы и мира. Мы же не отгородились «Великой российской стеной» и не сидим, не принимая участия в делах мира. Мозги нужны везде. Если где-то пригождается человек - это хорошо. Торгуйтесь, предлагайте… Россия же не предлагает Маше Гайдар ничего. А у неё есть амбиции, у неё есть знания. И она бы была рада здесь работать. Я довольно близко Машу знаю, и это, в общем, жест если не отчаяния, то чего-то близкого к отчаянию. Молодая женщина с таким образованием и с такими умениями должна быть востребована дома. Но нет, её фамилия мешает и её взгляды в экономике и политике. Но я бы не смогла отказаться от российского гражданства.
- И всё же Украина – это особенная страна, многие понимают, что мы с ней воюем. И в этом смысле моральный выбор вдвойне, втройне тяжёл.
- Мы не объявляли войну Украине. Я слежу за тем, что происходит между Украиной и Россией. Знаете, любая империя распадается долго. Когда распадалась Римская империя, кому-то на римских холмах казалось, что «Галлия – это же наше, мы так давно это завоевали и присоединили». В момент распада империи людям живётся не очень хорошо. Но империи распадаются, и это приходится признавать. Мы понимаем, что империи быстро не распадаются. Если мы с вами вспомним югославские войны 90-х годов ХХ века, то что это такое? Это распад Австро-Венгерской империи, который был отложен во времени. Вот и всё. Легче распадаются заморские империи, там, где колонии никто не видит. Это прошли Франция, Голландия, Бельгия… В Турции в начале ХХ века вырезали 1,5 миллиона армян. И то, что у нас произошло в 1917 году, то, что произошло в 1991 году, тоже одномоментно не могло закончиться. Когда-то одна часть Украины была под Австро-Венгерской империей, другая - под Российской. Потом по пакту Молотова-Риббентропа хапнули Западную Украину. Это уже произошло. Как пела великая певица, фарш невозможно повернуть назад. (Улыбается.) Пускай украинцы сами сделают свой выбор. Ведь Украина в своё время первой проголосовала за независимость.
- Самая первая - всё-таки Литва.
- Литва, Латвия и Эстония всегда были отдельными. В советские времена мы туда ездили как за границу. Вы это в Пскове знаете лучше, чем мы в Москве… Я считаю, что во всей этой ужасной истории больше всего виноваты последовательно четыре украинских президента, потому что никто из них не сделал того, чтобы объединить страну и как-то помирить Запад и Восток. На Украине было четыре разных страны. Западная Украина – отдельно, Донбасс – отдельно, Крым – отдельно, центр – отдельно.
«Мы посылаем людям сигналы: вы не одни»
- Вопрос о вашем фонде «Либеральная миссия», который объявили «иностранным агентом»…
- Прежде чем вы зададите вопрос, я скажу, что «иностранным агентом» быть лучше, чем агентом Кремля.
- Так в чём же была миссия вашего фонда?
- Не была, а есть, потому что мы совершенно не собираемся прекращать свою деятельность. Как говорил Дон Кихот: миссия – это обет, более того, это привилегия. Говорить вразрез с «общей линии партии» - это тоже не очень простое дело. Мы просто поставили себе целью дать знать, что мы так думаем. Мы думаем по-другому. Мы просто посылаем людям сигналы: вы не одни, у вас есть «сомысленники». Миссия фонда – издавать книги либеральных авторов. Среди них очень много интересных.
- Некоторые, когда их зачисляют в «иностранные агенты», оскорбляются и закрываются.
- Ну да, это как Дмитрий Борисович Зимин, которому действительно очень обидно. Ему обидно, потому что это были его собственные деньги. Просто они лежали в банке, по-моему, Бермудских островов. Бермудские острова работают по английскому праву, а в английском праве намного проще структурировать любые сделки, любые трасты, любые сложные финансовые конструкции, которые в России вообще невозможны. Но он честно заработал эти деньги в России и для России. У многих есть телефоны компании «Билайн».
- Но вы не закроетесь, несмотря на то что вас объявили «иностранным агентом»?
- Мы пока не хотим закрываться. У нас есть и другие спонсоры. Но мы точно не будем рассылать по библиотекам книжки, маркируя их «иностранный агент». Я сама не буду проводить семинар, который проводила в рамках «Либеральной миссии», он назывался «Я думаю». Собственно, из-за этого семинара «Либеральная миссия» и была признана «иностранным агентом». Некоторые выступления на нём признали «политической деятельностью».
- Вы сказали, что с друзьями перестали говорить о политике и предпочитаете частушки и анекдоты. Но ведь гибнут люди… Здесь одними анекдотами не обойтись.
- Для меня первой жертвой этой необъявленной войны был сын моей приятельницы из Винницкой области, которому было 22 года. Сами понимаете, что значит для матери потерять своего сына. Я ни на чьей стороне. Я, как любая женщина, за мир во всём мире и никогда не думала, что тост за мир станет таким актуальным.
- Мы жили в советское время и помним, что Советский Союз воевал весьма активно, например, в Афганистане. Миролюбивой державой он не был, но при этом миролюбивая риторика была всегда.
- У России сейчас тоже миролюбивая риторика.
- Я бы так не сказал. Сейчас трибуну часто предоставляют довольно воинственным персонажам.
- Это пятиминутки ненависти.
- Это уже не пятиминутки. Достаточно послушать многочасовые выступления того же Проханова. В Псков любят приезжать разные люди, чтобы с изборского «Священного холма» погрозить Западу. Мединский, например.
- Для меня Мединский - это человек, который на семидесятилетии Людмилы Улицкой, назвав её «Еленой Евгеньевной», сказал, что её роман позволил ему скрасить отпуск, а на прощании с Екатериной Юрьевной Гениевой он сказал, что «её отчёты в библиотеке были очень информативны». Она была эффективный менеджер, вот и всё.
- Очевидно, это то, что Мединский сказал своими словами от своего собственного имени, а не то, что ему написали «литературные негры». [5]
- Я сейчас читаю настоящие исторические книги, мемуары и получаю от этого большое удовольствие. Если бы мы выучили уроки – мы бы снова не сделали этих же ошибок. А впрочем, это касается не только нас, но и американцев. Если бы американцы выучили уроки Русской кавказской войны, то они бы ни за что не стали свергать светских тиранов в ближневосточных странах. Это то, что сделал когда-то Ермолов, и его потомки получили Шамиля и всех этих имамов. И мы это расхлёбываем до сих пор. Больше всего меня поразило, когда я прочитала условия Тильзитского мира. Они как две капли воды похожи на пакт Молотова-Риббентропа.
- Который сейчас пересматривается тем же самым Мединским.
- Конечно… Сейчас из библиотек начали изымать исторические книги о Второй мировой войне английских историков, изданные Фондом Сороса. Боже, мы же союзниками тогда были!
- Или предложение депутатов созвать Международный трибунал по Хиросиме и Нагасаки.
- «Страна невыученных уроков», помните?
- Помню, сказка. Двоечник Виктор Перестукин не желает учиться, а хочет приключений. Но ведь большинство наших соотечественников училось в одних и тех же школах, а уроки были выучены разные. Мы же так не думаем?
- Это привычка к прямой спине. Это у меня от папы с мамой. И от тех книжек, которые я прочитала в юности. Как таковых идеалов быть не может. Не сотвори себе кумира. К тому же к пятидесяти годам своё собственное мировоззрение вырабатывается. И вот эта прямая спина не даёт принять навязываемую точку зрения, тем более когда это навязывается государством. Хотя сейчас, как и в тридцатые годы, многие этому верят.
- Может быть, это как раз от того, что устали не верить, устали хихикать. Хочется чего-то большого и серьёзного.
- Нет, это нежелание смотреть на себя в зеркало. И желание быть великим – за счёт бряцания оружием.
«За всю свою жизнь я только один раз видела, как человек не подал руки»
- Здесь есть ещё один тонкий этический момент. Господин Путин, особенно на первом президентском строке, многими российскими либералами поддерживался. Даже такими, как Борис Немцов.
- Или такими, как Евгений Ясин. Он голосовал за Путина в 2000 году.
- Я видел фотографии вашего отца 2012 года. Он получает из рук Путина орден «За заслуги перед Отечеством III степени».
- Здесь я своего отца поддерживаю. Это называется «За заслуги перед Отечеством», а не перед Путиным. У него действительно есть заслуги перед Отечеством.
- Но когда ваш отец, а также другие заслуженные люди, деятели культуры, которые иногда приезжают в Псков: Денис Мацуев, Валерий Гергиев, Владимир Спиваков – фотографируются с Путиным, то это воспринимается как безусловная его поддержка. В случае с Гергиевым это особенно очевидно.
- Принимаю этот аргумент. Это большой вопрос: лебезить перед властью или быть рядом с властью? Я не думаю, что Мацуев так уж лебезит. Да и Гергиев. «Мариинка» ведь новая построена [6].
- Но это накладывается на письма, которые они подписывают в поддержку Путина и его политики, в том числе и на письма по Крыму.
- И когда я вижу подпись Димы Бака – директора Литературного музея – под одобрением аннексии Крыма, то я всё равно злюсь. И когда я вижу здание на Садовом кольце, где написано: «Здесь будет Литературный музей». А я из тех людей, которые считают, что из всех искусств важнейшим является литература. Я могу перечитывать абзац пять раз, потому что мне нравится. Так я воспитана. Тем не менее я смотрю на табличку и вижу подпись Бака под одобрением. Можно ли быть свободным от государства, которое так давит? Вот Сокуров свободен. Он ничего подобного не подписывал. Да ему даже не предлагали.
- Но при этом он может общаться с Путиным.
- Совершенно верно. Вы правильно прочитали мой ответ. Мне кажется, люди боятся больше, чем надо бояться. Дима Бак говорил, что он должен был получить деньги на Литературный музей. Чулпан Хаматова оправдывает себя тем, что она добывает деньги для фонда «Подари жизнь». Кто-то ещё чем-то себя оправдывает. Для меня идеальной ситуацией была бы такая: когда-то в прошлом, в 2003-2004 годах (сейчас уже поздно), когда предлагали подписать письмо против Ходорковского - и все бы отказались. Это всё бы было, если бы это было вначале. А сейчас это уже Левиафан. Путин сейчас действительно всемогущ на этой конкретной территории, и тогда действительно Дима Бак не получил бы денег на Литературный музей. Всё равно приходится выбирать: доброе имя или Литературный музей? Я дружу с теми, кто не подписывает. Я дружу с Люсей Улицкой и горжусь, что она ничего не подписывает. А ей уже и не предлагают.
- И она не ощущает себя изгоем.
- Но она не директор музея.
- Это ещё один плюс ей.
- У нас нет института репутации. За всю свою жизнь я только один раз видела, как человек не подал руки. Публично. Это был адвокат Юрий Маркович Шмидт. Он в 2007 году не подал руки кому-то из членов Конституционного суда. Я была свидетелем этого дела – стояла недалеко. Было как в кино. Судья протягивает руку, а Юлий Маркович не то что не подаёт – он прячет руку за спину. И этот судья - застыл...
* * *
В этот момент к нашему столику в кафе подошёл Евгений Ясин и сказал, что рядом видел книжный магазин «с интересным названием», и хочет туда зайти. Мы все дружно отправились в соседний дом, и первое, что бросилось в глаза Ирины Ясиной в этом книжном, была книга Людмилы Улицкой «Зелёный шатёр». Я открыл и прочитал эпиграф: «Не утешайтесь неправотою времени. Его нравственная неправота не делает ещё нас правыми, его бесчеловечности недостаточно, чтобы, не соглашаясь с ним, тем уже и быть человеком». Пастернак написал это Шаламову в 1952 году.
У каждого времени своя неправота и своё слабое утешение.
Беседовал Алексей СЕМЁНОВ
1. Ирина Ясина – экономист, публицист, правозащитник, в 2008-2011 годах – член Президентского совета по развитию институтов гражданского общества и правам человека. В прошлом – директор фонда, образованного предпринимателем Михаилом Ходорковским, директор программ фонда «Открытая Россия», руководитель Клуба региональной журналистики, начальник департамента общественных связей Банка России, вице-президент фонда «Либеральная миссия», член «Комитета 2008».
2. У Канта имманентное - противоположность трансцендентного; то, что пребывает в самом себе и не переходит в нечто чуждое.
3. См.: А. Семёнов. Война спишет всё // «ПГ», № 33 (705) от 26 августа - 2 сентября 2014 г.; Л. Шлосберг. Мёртвые и живые // «ПГ», № 33 (705) от 26 августа - 2 сентября 2014 г
4. Идеократия - власть идеи. Идеократическое государство имеет свою систему ценностей, где главной является идея, носителем которой служит объединённый в одну-единственную идеологическую организацию правящий слой общества.
5. См.: А. Семёнов. Мусорное дерево // «ПГ», 46 (618) от 28 октября - 4 ноября 2012 г.
6. См.: А. Семёнов. Звуковой барьер // «ПГ», № 16 (638) от 24-30 апреля 2013 г.