«Райское» стихосложение

Андрей Тавров: «Я знаю случаи, когда люди выздоравливали после того, как я им читал свои стихи»

Территория рая начиналась сразу же за дверью в читальный зал Центральной городской библиотеки города Пскова. Вернее, «Территория рая» (так назывался творческий вечер московского поэта и издателя Андрея Таврова [1]). Все сидячие места на этой территории оказались заняты. Пришлось вносить приставные стулья.

«Зверь для меня – символ естественности»

Андрей Тавров. Фото:Алексей Семёнов

Имя Андрея Таврова в 2014 году на страницах «Псковской губернии» упоминалось как минимум дважды. Первый раз, когда в Пскове вспоминали поэта Алексея Парщикова. [2] Второй раз, когда был презентован первый номер «Псковского литературно-художественного журнала». [3] Так что здесь о Таврове слышали, а его стихи и эссе – читали. Но приехал он в Псков впервые.

На творческом вечере Андрея Таврова спрашивали обо всём на свете, в том числе и про Александра Меня (с которым он был знаком) и Эзру Паунда (чьи стихи Тавров издавал на русском языке).

«Я знаю случаи, когда люди выздоравливали после того, как я им читал свои стихи», - сообщил Андрей Тавров.

Трудно сказать, произошло ли подобное исцеление в этот раз. Может быть, все были здоровы, и просто некому было выздоравливать.

Немного проще рассказать о его творческой манере. Тем более что он сам счёл нужным предупредить: «Я пишу, на первый взгляд, сложные вещи. Не старайтесь искать логику…» И поэт принялся рассказывать о «нелинейной технике», сравнив свой способ стихосложения с тем, как «разговаривают одновременно все лепестки».

У Таврова есть такая строчка: «Джаз продолжался, дождём он был».

Его стихи тоже отчасти напоминают джаз, фри-джаз, когда уже не важна тональная организация и блюзовая последовательность аккордов.

Зелёный зверь и белый человек
идут вдоль озера, как буква, множась
и не меняясь, лишь уходят вверх
и вниз, словно стальные кольца ножниц.

Слова льются косым дождём.

Андрея Таврова спросили о том, почему он так часто в своих стихах упоминает зверя? Как быть с «числом зверя»? Всё-таки он христианин.

«Зверь для меня – символ естественности. В зверях как-то больше правды», - ответил поэт. После этого он напомнил, что вообще-то Дух Святой (Роах) в семитских языках – это не он, а она.

Да, это известная история. В апокрифическом Евангелии Филиппа (II век нашей эры) сказано: «Некоторые говорили, что Мария зачала от Духа Святого (Роах). Они заблуждаются… Когда бывало, чтобы женщина зачала от женщины?»

По всей видимости, Филипп обладал поэтическим талантом. Достаточно вспомнить то, что он писал о бессмертии: «Когда Ева была в Адаме, не было смерти. После того, как она отделилась от него, появилась смерть. Если она снова войдет в него и он её примет, смерти больше не будет».

Но для евангелиста Филиппа всё-таки была важна последовательность, логика… Слово для него было не только звук, но оно ещё несло ясный смысл. Лепесткам не обязательно было разговаривать всем одновременно.

«Так медленно и злобно»

Когда Андрей Тавров упомянул об оздоровительном эффекте чтения своих стихов, то это перекликнулось с его рассказом о болезни.

Он коротко пересказал историю, подробно изложенную в книге «Сын человеческий. Об отце Александре Мене»: «Моя мать съездила к о. Александру и поделилась своим беспокойством по поводу ухудшения моего состояния. «Пусть читает мои книги, – сказал о. Александр, – понимает он их или нет в таком состоянии – неважно. Пусть читает их хотя бы механически».

Механическое чтение тогда помогло.

Если разбирать строфы Таврова, опираясь исключительно на смысл, то логика там будет прерывиста.

Снегирь снегирь
изнемог от гирь
воздух его несёт как река
черней железа глубиной глубока
и флейту держит рука.

Несколько человек, устав от «нелинейной техники», «Территорию рая» добровольно покинули. Но зато пришли другие. В библиотеке из уст Андрея Таврова зазвучало:

великий квадрат похож на круг
великая жизнь похожа на труп
распрямившийся в рост архангельских труб
а ты мне похоже и лик и брат
и брови у нас горят.

Но слушателям было мало стихов. Они хотели «конкретики», объяснений. И объяснения последовали. Андрею Таврову оказалось близко высказывание Виктора Шкловского о том, что «слово в искусстве воплощает мир, как бы увиденный и рождённый впервые». Тавров противопоставил такой подход тому, о чём говорил Иосиф Бродский в своей Нобелевской речи («поэт есть средство существования языка»). Андрею Таврову кажется, что поэзия приходит из доречевой сферы, она – не от слова и ума. Ему не близка интеллектуальная поэзия («интеллектуал загоняет себя в угол»). У него другой подход:

Ты скатан, как шинель, как гуталин, подробно
ты вылепил в башмак рассыпчатый галоп.
Кто штангу рвёт в тебе так медленно и злобно,
что гнёт в коленях бег и наливает лоб.

Такое деление на речевое и доречевое кажется искусственным. Среди поэтов полно скучных интеллектуалов, но Бродский точно к ним не относится.

С другой стороны, взять любимого Андреем Тавровым Эзру Паунда. Паунд не только витал в облаках и писал модернистские стихи, используя кинематографическую фрагментарность. Это были интеллектуальные игры вплоть до призывов «отделить имущество от капитала» («Где ростовщичество - там не построить жилища из прочного камня…»).

«Ты что, Паунда печатаешь? Он же фашист», - процитировал Андрей Тавров одного из своих знакомых.

Ответ был довольно спорный: «Есть большая разница между итальянским фашизмом и немецким».

Нет, действительно есть. Но Паунд симпатизировал не только Муссолини, но и Гитлеру, прославившись как убеждённый фашист и антисемит.

«Там не было газовых камер, там не было войн…», - объяснил Андрей Тавров, отделяя фашистскую Италию от фашистской Германии.

Пожалуй, это слишком упрощённый подход к итальянскому фашизму. У Муссолини достаточно военных преступлений. И Эзра Паунд в своих многочисленных радиопередачах во время Второй мировой войны призывал воевать с СССР, США и другими союзниками до последнего. О том же самом он писал и в своих стихах – хотя бы в тех, где он воспевал «подвиг» итальянской девочки, которая завела канадских солдат на минное поле.

«Звери чудные там за решёткой»

Один из слушателей напомнил поэту историю Дмитрия Мережковского. Мережковский в тот момент, когда Гитлер только напал на Советский Союз, выступил с восторженной речью по французскому радио, сравнив Гитлера с Жанной д’Арк, – из-за его «непримиримой борьбы с «Красным дьяволом».

Правда, разница между Мережковским и Паундом очевидна. Мережковский вскоре понял, что представляют из себя Гитлер, а заодно и Муссолини на самом деле, и успел незадолго до смерти назвать Гитлера «клинически помешанным», «бесноватым» и «чёртом». Досталось от разочарованного Мережковского и Муссолини, которого он назвал «подельником Гитлера» и «тупицей».

Эзра Паунд пронёс свою веру в фашизм до самого конца, поддерживал ку-клус-клановцев, при освобождении в 1958 году приветствовал своих поклонников фашистским приветствием – за всё это его почитают нынешние неофашисты (штаб-квартира крупнейшей неофашистской организации Италии носит имя CasaPound - «Дом Паунда»). Хотя Андрей Тавров в Пскове всё-таки произнёс: «Он раскаялся».

Паунд не мог раскаяться. Он в разговоре с Алленом Гинзбергом признал, что его ошибкой был антисемитизм, но не фашизм – по той причине, что Паунд всю жизнь считал большую часть человечества «чернью», «отбросами и их экскрементами», на которых произрастает «древо искусства». Паунд видел в фашизме кульминацию древней традиции, воплотившейся в таких «героях», как Муссолини, Гитлер, Освальд Мосли… В общем, «великая жизнь похожа на труп».

Чем больше величия, тем больше трупов.

«У Муссолини не было выбора как у политика, - продолжал отвечать на вопрос Андрей Тавров. - Политик никогда не принадлежит себе».

С этим трудно согласиться. Выбор есть всегда.

И уж тем более выбор был у Эзры Паунда. И он этот выбор сделал, оказавшись в стане проигравших.

Андрей Тавров рассказал, как он вместе с поэтом Вадимом Месяцем искал и нашёл неприметную могилу Паунда на венецианском кладбище острова Сан-Микеле. Эта могила находится в двадцати пяти шагах от могилы Иосифа Бродского.

«Паунда держали две недели в клетке, как обезьяну, - с горечью произнёс Андрей Тавров. - Когда я был в Венеции, то нашёл квартиру, в которой жил Эзра Паунд».

Действительно, любимый Тавровым поэт, прежде чем оказаться на свободе в квартире в Венеции, долгое время провёл в заключении, в том числе на американской гауптвахте в клетке. Тут мнения исследователей расходятся. То ли клетка защищала его от возмущённых американских соотечественников, которые не могли простить Паунду поддержку Муссолини и Гитлера, то ли это был обыкновенный милитаристский садизм в духе Гуантанамо. Вполне возможно, что второе. Однако стоит задуматься о том, сколько людей сбил с пути великий поэт Эзра Паунд.

В Пскове Андрей Тавров прочёл стихотворение «Тюрьма на острове». Оно про тюрьму, в которой содержатся люди, приговорённые к высшей мере:

Звери чудные там за решёткой – Артём да Иван,
плавники остры, как слюда, небрита щека,
и грызут они воздух, как кость, словно град Ереван,
и лакают луну, и роняют слюну, как река.

Ходят вдоль, поперёк и хобот в окошко кладут,
дотянуться чтоб легче до костяной травы,
а за спинами их, как крыло, загубленные растут,
мальчики, девочки, девы - из муки, из муравы…

На совести Эзры Паунда загубленных душ несравнимо больше, чем у любого «Артёма да Ивана».

И талант здесь становится не смягчающим, а отягчающим обстоятельством.

Алексей СЕМЁНОВ

1. Андрей Тавров (до 1998 публиковался под именем Андрей Суздальцев; род. в 1948 г. в Ростове-на-Дону) — поэт, прозаик, журналист. Автор программы, посвящённой современной мифологии, на «Радио России», пишет сценарии для телевизионного канала «Культура». Автор близких метареализму поэтических книг «Настоящее время» (1989), «Театрик» (1997), «Две серебряных рыбы на красном фоне» (1997), «Звезда и бабочка — бинарный счет» (1998), «Альпийский квинтет» (1999), «Sanctus» (2002), «Psyhai» (2003), «Ангел пинг-понговых мячиков» (2004), а также романов «Орфей» и «Мотылёк».

2. См.: А. Семёнов. Чёрный ход из спальни на Луну // «ПГ», № 22 (694) от 4-10 июня 2014 г.

3. См.: А. Семёнов. Снятие ограничений // «ПГ», № 27 (699) от 9-15 июля 2014 г.