«…А это Бунин в гости приходил»

В Себежском районе столетие спустя после приезда Ивана Бунина прошли первые «Бунинские чтения»

Деревенские мужики, стоящие возле Дома культуры деревни Сутоки Себежского района, весело переговаривались: «Пушкина я еще помню, а его, Бунина, уже нет». – «Вот и изучай его. А то копаешься в своей картошке, помрешь и ничего не узнаешь».

Разговор деревенских мужиков о Бунине возник не на пустом месте. Вы входите в деревенский клуб, идете мимо резных работ местного умельца Юрия Славинского, заглядываете в просторный актовый зал, а там слева вверху – огромный портрет солидного господина с изящной бородкой. Кто таков? Иван Бунин, чье имя до недавнего времени мало кто связывал с Псковским краем.

«Достойны ль мы своих наследий?..»

Правда, хорошо известно было стихотворение Бунина «Псковский бор»:

Иван Бунин. 1891 год.

Вдали темно и чащи строги.
Под красной мачтой, под сосной
Стою и медлю – на пороге
В мир позабытый, но родной.
Достойны ль мы своих наследий?..

Много писалось о том, что его литературный секретарь Леонид Зуров был родом из Острова. На могиле Бунина установлен крест, прототипом которого стал Труворов крест, находящийся в Изборске…

И все же история приезда будущего нобелевского лауреата летом 1912 года под Себеж оставалась без пристального внимания не только любителей литературы, но и специалистов.

Хотя сама информация о том, что Бунин в июле-августе 1912 года гостил в имении Клеевка у помещицы Марии Миловидовой, секретом не являлась. Об этом еще лет тридцать назад писал исследователь творчества Бунина Александр Бабареко. Достаточно открыть изданные дневники Бунина, чтобы это узнать.

Только где находится эта Клеевка?

Отрывочные сведения об этом имелись, но если и были опубликованы, то давно. Внимание этому до последнего времени не уделялось.

Псковский краевед Натан Левин изучил «Список населенных мест Витебской губернии», изданный в 1906 году, совместил все имевшиеся у него сведения и получил правильный ответ.

Оказалось, что имение Клеевка находилось неподалеку от озера Сутоки в селе с одноименным названием – центре Сутоцкой [ 1 ] волости Себежского уезда, до 1924 года входившего в состав Витебской губернии.

Местные жители, впрочем, чаще произносят название «Клеевка» на свой лад – КлюЁвка.

Бунин, когда писал стихи в Клеевке, тоже мог назвать свой «Псковский бор» как-нибудь иначе. Допустим, «Витебский бор». Но не назвал, потому что тогда бы это стало просто соблюдением формальности. Бунин формалистом не был. Бор именно псковский, русский.

Нашлось даже место, чтобы повесить табличку с напоминанием о том, что в селе Сутоки в 1912 году гостил будущий первый русский нобелевский лауреат писатель Иван Бунин.

Здание, принадлежащее Марии Миловидовой, несмотря на проходившие в этих местах в годы Великой Отечественной войны жесточайшие бои, сохранилось. Оно стоит неподалеку от грунтовой дороги и сложено из камней. Огромные окна-арки, сбоку наверху прилажен скворечник…

Сейчас там школьный спортзал. Оранжевые баскетбольные мячи – на подоконнике, с потолка свисают две боксерские груши, у стены пирамидой сложены штанги, за круглой печкой к стенке прислонены лыжи и хоккейные клюшки, над головой – баскетбольные кольца. Я не удержался и допрыгнул до одного из них. Когда еще в доме, в котором бывал Бунин, удастся изобразить бросок сверху?

Неподалеку сохранился и внушительного вида каменный винный погреб, в который можно войти прямо с улицы, почти не нагибаясь. Участники «Бунинских чтений» в него, конечно же, с любопытством заглянули. Внутри было пусто. Все-таки сто лет прошло со дня отъезда Бунина.

А основное здание двухэтажной усадьбы все же сгорело, и на этом месте сейчас нет ничего, кроме густой травы и деревьев. Но память о пребывании Бунина в Клеевке стереть не удалось.

Иван Бунин даже за тысячи километров, в эмиграции, не мог не знать о том, что происходит на западных рубежах России, в тех местах, где он когда-то провел больше месяца и где, бывало, почти без всяких помарок сочинял по три стихотворения за день.

К примеру, его дневниковую запись от 23 июля 1944 года можно брать эпиграфом к любому Дню города Пскова:

«Взят Псков. Освобождена уже вся Россия! Совершено истинно гигантское дело!» А накануне 23 июля Бунин, судя по записи в дневнике, увидел «сон про свою смерть», а именно – «сумерки, церковь, я выбирал себе могильное место». Сон вещим не стал.

«Огромный лесной край, чрезвычайно любопытный в бытовом отношении»

Иван Бунин. 1904 год.

О том, что Псковский край оказался для Бунина местом совсем неслучайным, как раз и говорилось на первых «Бунинских чтениях», проведенных 29 июня 2012 года в зале заседаний администрации Себежского района.

Лето 1912 года в средней полосе России было дождливое. Бунин приехал в Клеевку вместе с женой и племянником по приглашению своего знакомого – поэта Александра Черемнова (его принято считать приемным сыном Марии Миловидовой), с которым познакомился в 1911 году на острове Капри.

Первоначально погода, установившаяся в Клеевке, Ивана Бунина не порадовала.

13 июля Бунин написал одесскому художнику Петру Нилусу: «Я вял и бесплоден. Жить здесь очень приятно. Край оригинальный – холмистый, лесистый, пустынный, редкие маленькие поселки среди лесов, хлебов мало. Но погода была почти все дни дурна. Я простудился, немножко повалялся в насморке. И все только читаю».

Но болезнь прошла. Пришло вдохновение. Теперь, спустя ровно сто лет, пребывание на Себежской земле Ивана Бунина вдохновляет литературоведов и просто любителей русской литературы.

В газетном интервью 1912 года Ивана Бунина спросили:

«Где вы провели это лето?» «По своему излюбленному обыкновению, в русской деревне, – ответил писатель. – Нынешнее лето прошло весьма продуктивно и дало, кроме того, массу интересного материала. Гостил, между прочим, у Александра Сергеевича Черемнова, сотрудничающего стихами в сборниках «Знание», — в северной части Витебской губернии. Огромный лесной край, чрезвычайно любопытный в бытовом отношении. Мне пришлось очень много ходить пешком, вступать в непосредственное соприкосновение с местными крестьянами, присматриваться к их нравам, изучать их язык. Причем я сделал ряд интересных наблюдений. У крестьян этой полосы, по моему мнению, в наиболее чистом виде сохранились неиспорченные черты славянской расы. В них видна порода. Да и живут они хорошо, далеко не в тех ужасных некультурных условиях, как наш мужик в средней России…».

«Что вы написали в течение лета?» – «Очень много стихотворений, а также и по беллетристике. Вот и теперь заканчиваю большую новую вещь, которая впервые будет мною прочитана в Обществе любителей российской словесности накануне юбилея. Помимо того, мною задумана и даже начата одна повесть, где темою служит любовь, страсть. Проблема любви до сих пор в моих произведениях не разрабатывалась. И я чувствую настоятельную необходимость написать об этом. Не менее сильно ощущаю потребность писать стихи».

Первый доклад – «Бунин в гостях у Александра Черемнова» – прочитал краевед Натан Левин. Он еще раз подчеркнул, что приезд Бунина в Клеевку – заслуга псковского поэта Александра Черемнова.

Черемнов считался поэтом «круга Горького». С Максимом Горьким Иван Бунин и сам в то время много общался. Это потом их пути резко разошлись.

Натан Левин рассказал, что ближайшими предками Александра Черемнова были дворяне Порховского уезда, а сам он родился 19 (31) августа 1881 года в селе Филиппово Вышегородского прихода того же уезда. 28 августа его крестили в Богоявленской церкви погоста Вышегород.

Черемнов закончил Псковскую учительскую семинарию, после которой преподавал в земской школе села Сенно Изборской волости Псковского уезда. А свои стихи печатал в «Псковском городском листке» и других изданиях, в том числе и столичных.

Имя Черемнова появилась на одних страницах с Буниным значительно раньше, чем Бунин и Черемнов познакомились. В сборнике «Знание» за 1905 год была напечатана в переводе с польского языка поэма социал-демократа Густава Данилевского «На острове» в переводе Черемнова. В том же номере были опубликованы и стихи Бунина из цикла «Восток», и пьеса Горького «Дети солнца».

Александр Черемнов был беден и к тому же болен туберкулезом, из-за чего ему пришлось оставить школу. Опеку над ним взяла помещица – вдова Мария Павловна Миловидова, у которой своих детей не было.

С Марией Миловидовой Александр Черемнов познакомился тогда, когда приехал к своей сестре Полине, вышедшей в этих краях замуж. Миловидова помогла начать курортное лечение в Алупке, а потом, по совету Горького, – организовала поездку в Италию, на остров Капри. Именно там Александр Черемнов впервые встретился с Иваном Буниным.

Еще один доклад на чтениях был посвящен «Ориенталитским [ 2 ] (восточным) мотивам в лирике Бунина». Доклад сделала Татьяна Белаш из Псковского государственного университета.

Бунин, как и многие другие русские писатели того времени, о Востоке писал много. Так что с Востоком Бунина связывает не только его излюбленная тюбетейка, которую он часто надевал в домашних условиях.

Бунин не просто посвящал свои стихи Востоку, но и любил путешествовать. Таким образом, и Цейлон, и Малайзия, и Тунис в его лирике появились неспроста.

Бунин, даже находясь под Себежем, несколько стихотворений посвятил Востоку. Хотя, по мнению Татьяны Белаш, это было скорее стремление «понять Россию через Древний Восток», имея в виду, что «все нации связаны и обладают общей генетической памятью».

«Бунин очень хороший писатель, хотя для меня мёртвый»

Краевед Натан Левин в дер. Сутоки Себежского района 29 июня 2012 года.

«Поэтическому миру Александра Черемнова» посвятила свой доклад Аида Разумовская – доктор филологических наук из Псковского государственного университета.

Творчество Черемнова формировалось под влиянием Владимира Соловьева (Черемнов был ровесник Блока и Белого). Отсюда и мотивы символистов, иррациональность, подсознательность, эротические мотивы, сплетение язычества и христианства, античная образность … В общем, «сырая тьма печальна и строга».

Хотя, особенно первоначально, Черемнов много внимания уделял сатире.

Горький его уговаривал бросить писать басни и заняться более серьезными вещами. Похоже, уговорил.

О наследии Ивана Бунина в коллекции отдела литературы русского зарубежья Российской государственной библиотеки рассказала сотрудник этой библиотеки Елена Короткова. Наследие большое и постоянно пополняется.

Доклад научного сотрудника Государственного литературного музея Ольги Залиевой был посвящен материалам Ивана Бунина, хранящимся в музейных фондах. Среди личных вещей Бунина, находящихся в музее, – портрет Пушкина, трубка в кожаном футляре, автоматическая ручка, шляпа и около 30 книг с дореволюционными автографами Бунина.

Особый интерес представляют полсотни книг из личной библиотеки Бунина. Книги полны пометок: «Увы!!!», сердитых подчеркиваний, надписей «фальшь, чушь…» или даже «плетешь, как дура пьяная, и все одно и то же…»

Это Бунин еще не читал сборник «Скобари-7» [ 3 ]. Представляете, что бы он мог написать на его полях?

Бунин, конечно, критик был суровый. Однако если почитать его современников, то Бунина тоже критиковали нещадно. Очень часто в критических высказываниях встречается эпитет «мертвый».

Странно читать о «мертвом» Бунине спустя ровно сто лет после его приезда на псковскую землю.

Например, эмигрантский критик Марк Слоним считал: «Бунин очень хороший писатель, хотя для меня мертвый, потому что не двигающийся, застывший и принадлежащий к завершенной главе истории русской литературы. Она давно уже дописана, а Бунин к ней только приписывает».

То же самое написал в 1933 году безымянный рецензент из «New Republic», удивленный, что такому писателю как Бунин присудили Нобелевскую премию: «Из бунинского поколения живой силой в русской литературе остается один лишь Горький. Другие, и Бунин среди них, практически мертвы. Оторванные от корней, они утратили живую связь с родной почвой».

Некая Бабетта Дёйч, под впечатлением «Жизни Арсеньева» в 1934 году в «New York Herald Tribune» самонадеянно написала: «Больше всего «Истоки дней» (второе название «Жизни Арсеньева» - Авт.) напоминают сочинение графомана, оплакивающего старое дубовое корыто. Дымка риторики застилает живейшие описания, и вся книга окутана туманом слез – бессмысленных и необъяснимых».

Еще более резок был в письме к Ивану Ильину Иван Шмелев. Прочитав «Темные Аллеи», Шмелёв 27 ноября 1946 года не удержался от восклицания: «Никогда не смогу простить Бунину, что опоганил чистую русскую словесность порнографией».

В СССР столь резких оценок, как правило, не давали. Но только потому, что долго предпочитали вообще делать вид, что такого писателя нет.

На «Бунинских чтениях» говорили не только о Бунине-писателе, но и о Бунине-человеке, о его вкусах, привычках, о его юморе, который в бунинском творчестве почти отсутствует, но в жизни проявлялся часто.

В семье Чеховых Бунина в шутку именовали «Иван Букишон».

Вспоминаются мемуары Веры Буниной-Муромцевой, где она написала о том, как Бунин с Александром Куприным в 1901 году заглянули в Ялте на Пасху в дом начальницы ялтинской женской гимназии Варвары Харкевич. Хозяйки дома не оказалось, но обеденный стол был уставлен яствами. Писатели не остались к еде и питью равнодушными, и церемониться не стали. В итоге Бунин, уходя, оставил стихотворную надпись прямо на скатерти:

В столовой у Варвары Константиновны
Накрыт был стол отменно-длинный,
Была тут ветчина, индейка, сыр, сардинки –
И вдруг ни крошки, ни соринки:
Все думали, что это крокодил,
А это Бунин в гости приходил.

«…Острый клюв подымал и глядел»

Групповой фотоснимок участников литературного объединения «Среда», 1902 г. Стоят (слева направо): Леонид Андреев, Евгений Чириков. Сидят: Максим Горький, Иван Бунин, Федор Шаляпин, Скиталец (С. Г. Петров), Николай Телешов.

Еще один доклад на «Бунинских чтениях» прочитал Павел Фокин – заведующий отделом Государственного литературного музея и автор книги «Бунин без глянца».

Издательство «Амфора» выпустило уже множество книг Павла Фокина о русских писателях-классиках «без глянца», но книга о Бунине, изданная в 2010 году, пользовалась особым спросом. Может быть, потому, что, по мнению Павла Фокина, Бунин был один из самых закрытых писателей. На портретах – везде очень строгий, надменный, холодный, высокомерный. В жизни же он был несколько иным – веселым, артистичным. Константин Станиславский вообще предлагал Бунину поступить в труппу его театра.

А что? Сделался бы артистом, остался бы в СССР, играл бы Дзержинского…

Непримиримый антисоветчик Бунин, разумеется, себе такой роскоши позволить не мог, но на одной из фотографий, хранящихся в Государственном литературном музее, 55-летний подтянутый мускулистый Бунин заснят на пляже с голым торсом, а шуточная дарственная надпись гласит: «Только никому не показывайте, а то скажут, что это комсомолец».

Бунин был ироничен, но Павел Фокин обратил внимание на то, что мы знаем литератора Антошу Чехонте, а Ивана Букишона – нет. Почему?

Павел Фокин считает, что Бунина-сатирика или юмориста не появилось из-за разницы в возрасте.

Чехова и Бунина разделяли десять лет, а по тем временам это – уже новая эпоха. Стало не до шуток. Времена изменились.

Надвигались окаянные дни, а затем и окаянные месяцы, окаянные года.

Хозяйка Клеевки Мария Миловидова трагически погибнет в августе 1917 года в своем имении. Через год (по другим сведениям – через два) покончит жизнь самоубийством Александр Черемнов. Навсегда покинет Россию Бунин. А вот его запись о безмятежном пребывании под Себежем осталась: «Молодые сосенки прелестного болотно-зеленого цвета, а самые маленькие – точно паникадила в кисее с блестками (капли дождя)».

Все то же самое можно видеть под Себежем и сейчас, вплоть до капель дождя, сброшенных с неба как по заказу. Впрочем, молодые сосенки с тех пор уже вымахали.

На перекрестке двух деревенских улиц – Озёрной и Горной – участников «Бунинских чтений» встретила работник сельского дома культуры, экскурсовод-краевед Нина Суздалева и повела нас по Горной улице в гору, туда, где когда-то возвышалась деревянная церковь, а сейчас просто сенокос.

«Бронзовые, спаленные солнцем веточки на земле. Калина. Фиолетовый вереск. Черная ольха. Туманно-синие ягоды на можжевельнике», – написал Бунин об этих местах.

Из травы выкатился большой огненный шар – рыжая курица. По тропинке важно вышагивал полуметровый пестрый петух. Такого к знахарю, как у Бунина («Троеперого знахарю // Я отнес петуха»), точно относить не надо. Здоров и напорист.

Нынешняя Красная (бывшая Сутоцкая) волость уже не та, что раньше (немногим более 300 человек против 2500, что жили здесь когда-то). Но упадка не чувствуется. Наоборот, видно, что многое приведено в порядок и совсем не ради московских и псковских гостей.

Хозяйства крепкие, многие тяготеют к берегу озера. Большинство домов и огородов растянулись вдоль большого озера Сутоки.

Известие о том, что на этой земле, в 48 верстах от Себежа, сто лет назад гостил прославленный писатель, многих местных жителей порадовало. Они не без основания считают, что имя Бунина может принести им пользу.

Да и литературоведы – и столичные, и псковские – оживились. Тем более что творчество Бунина еще изучено недостаточно. Даже не все архивы (особенно в Англии) разобраны. Так что подразумевается, что за первыми «Бунинскими чтениями» могут последовать вторые. Себежские власти, кажется, настроены решительно.

Одно из лучших бунинских стихотворений – «Судный день» – написано как раз в Клеевке. Оно состоит из двух строф, так что его можно привести полностью:

В щит золотой, висящий у престола,
Копьем ударит ангел Израфил –
И саранчой вдоль сумрачного дола
Мы потечем из треснувших могил.

Щит загудит – и ты восстанешь, боже,
И тень твоя падет на судный дол,
И будет твердь подобна красной коже,
Повергнутой кожевником в рассол.

Судный день в России наступил через несколько лет, когда революционный перелом выявил и праведников, и грешников.

Шутник Александр Черемнов когда-то написал на Бунина что-то вроде пародии:

Синий Бунин от падали
Острый клюв подымал и глядел,
А лакеи косились и прядали,
А Серена шагал и блестел...

Понятно, что Черемнов оттолкнулся от бунинского стихотворения «Степь», написанного вскоре после отъезда из Клеевки, в сентябре 1912 года:

Синий ворон от падали
Алый клюв поднимал и глядел,
А другие косились и прядали. [ 4 ]
А кустарник шумел, шелестел.

Но Черемнов, как уже было сказано, по совету Горького много писал вещей серьезных, иногда даже впадал в экстаз, по крайней мере – в стихотворении «Экстаз»:

Мы бежали спастись, разойтись, отдохнуть,
Мы бросали свои баррикады...
Разрывая огнями туманную муть,
Грохотали и били снаряды…
«Оробели, трусливые гады?!»
И никто не узнал дорогого лица...
Но, сплотившись, под звуки напева,
Мы отхлынули прочь – умирать до конца...

Но это не так просто – умереть до конца. Во всяком случае, для писателей, чьи книги продолжают читать и после их смерти.

Бунин, безусловно, из тех писателей, которым «смерть до конца» не грозит. Тем более что открытий в его жизни и творчестве еще предстоит сделать немало.

* * *

Когда мы возвращались на машине из Клеевки-Клюёвки в Псков, водитель включил диск с рассказами Аркадия Аверченко. К многочисленным шуткам Аверченко я добавил одну шутку от себя: «Когда вернусь в Псков – надо будет проверить – не гостил ли Аверченко в какой-нибудь псковской усадьбе?»

Приехал, стал проверять и немедленно наткнулся на трагикомический рассказ Аверченко «Развороченный муравейник» из сборника «Записки простодушного». Тот самый рассказ, действие которого происходит в общежитии для беженцев. На стене общежития – карта Российской империи, вся покрытая флажками.

В каждом отмеченном красным флажком городе с родственниками героя рассказа произошло какое-нибудь злоключение, а чаще всего – трагедия. Арест, нападение, обыск… Псков Аверченко тоже упоминает: «Теперь семья брата Сергея. Отправной пункт бегства – Псков. Рассыпались кистью, вроде разрыва шрапнели. Псков – безногий паралитик дедушка»…

Аверченко обозначил Псков как отправной пункт бегства. Хотя бы в силу географического положения. Сделал первый шаг в сторону – и ты почти на Западе. Перебежчик. Предатель. А уж из Себежа – вообще полшага.

В реальной жизни происходило то же самое. В том числе и с русскими писателями. Как взрыв шрапнели – и все разлетелись по миру.

Нина Берберова, которую Иван Бунин хорошо знал, уезжала вместе с Владиславом Ходасевичем как раз через Себеж. В воспоминаниях «Курсив мой» она написала: «В товарном вагоне, в котором нас перевозили через границу в Себеже…».

Именно тогда, в вагоне, Ходасевич показал Берберовой свое стихотворение, где есть такие строки: «И жить в изгнании, в тоске, // А я с собой мою Россию // В дорожном уношу мешке...»

Бунин ее тоже унес и, как его ни уговаривали, обратно так и не вернулся. Зато вернулись книги и интерес к ним.

В деревенском клубе, куда во второй половине дня естественным образом переместились «Бунинские чтения», неожиданно раскрылся их международный статус. Оказалось, что в зале находится миссис Грегори – русская, родившаяся в Москве, но уже 35 лет, после замужества, живущая в Лондоне. Накануне она прилетела в Россию, приехала в гости в Себеж и там с удивлением узнала о том, что ее приезд совпал с «Бунинскими чтениями», которые она не смогла пропустить.

Местные жители приготовили для участников «Бунинских чтений» сытный обед – расставили лавки и столы, пригласили детский фольклорный ансамбль, выставили на длинные столы домашние голубцы, салаты, рыбу… Возле сцены стояла бочка с морсом.

«Накрыт был стол отменно-длинный… Все думали, что это крокодил, А это Бунин в гости приходил».

Определенно, Бунин приходил и, надо полагать, ещё придет.

Алексей СЕМЁНОВ,
Себеж – Сутоки – Псков

 

1 В настоящее время название сельского поселения с центром в дер. Сутоки – Красная волость.

2 Ориентализм — определённая тенденция в проявлениях той или иной культурной традиции (литература, живопись, исторические и этнографические концепции, и т. д.), опирающаяся по ряду признаков на экзотические относительно самой этой традиции особенности, свойственные восточному мировоззрению в тех или иных его формах.

3 «Скобари-7» - сборник произведений псковских писателей и поэтов, 2012 г.

4 Прядать — прядаю, прядаешь, несовер. (к прянуть) (устар. и обл.). Прыгать, скакать, падая, отскакивать, метаться в сторону, шевелиться.