Не считая своих убитых

Память о терактах в России остается не памятью о жертвах, но оправданием насилия государства

Почти незаметно для российского общества прошла очередная годовщина теракта в Беслане. Страшные дни с 1 по 3 сентября 2004 года, когда дети (по воспоминаниям их самих, чудом выживших), ждали самой смерти как спасения от мучений – стали не более чем дежурным поводом для официального скорбного упоминания. Следствие и суды вызывают массовое недоумение, из государственных персон за кошмар и мученическую гибель сотен людей не ответил НИКТО, ни один государственный чиновник. Так – не только с Бесланом. Так – и с «Норд-Остом», и с подорванным самолетами и поездами, и со взрывами в метро. Так – с самой памятью о жертвах объявленных и необъявленных войн российского государства, безвозвратные потери в которых записываются на «счёт» врагов государства, а об ответственности самого государства не говорится ни слова.

В этом умолчании нет ничего удивительного. Начиная со знаменитого высказывания «в сортире их замочим» [ 1 ], сделанного 24 сентября 1999 года и завершившегося самонадеянным заявлением: «Всё, вопрос закрыт окончательно», вопрос об ответственности российского государства за любые жертвы террора снят с политической (и, соответственно, правовой) повестки дня в России.

Война государства требует своих жертв.

В понимании современной российской власти жертвы оправдывают государственную политику в любой сфере.

Они становятся для власти поводом не к раздумьям и осмыслению происходящего, а к усилению агрессии и продвижению нового насилия.

Не задается вопрос о точности имеющейся у государства информации, об адекватности принимаемых решений и предпринимаемых мер, о самих перспективах ведения военных действий на собственной территории, о культурном и моральном уровне тех, кому доверяется власть в регионах, пораженных терроризмом.

Боевые действия в борьбе с террористами внутри территории государства – вещь исключительная. Это – как правило – кровавая плата за ошибки во внутренней государственной политике, за утрату доверия общества, за психические комплексы величия и непогрешимости, за нежелание разбираться в сложных ситуациях мудро и кропотливо.

Терроризм часто – детище провокаций. «Кровь – за кровь, смерть – за смерть» – идеальная логика для терроризма.

Тысячи жертв террора в России лишены жизни не в войне за свободу и независимость Родины, а в битве властных амбиций и давно проданных дьяволу душ.

Внутренняя моральная черта этой продажи – принятие постулата о том, что цель оправдывает средства, что гибель и одного гражданина, и миллионов граждан может быть оправдана «высшими интересами государства».

Мы помним бесов, вещавших о том, что «в Чечне возрождается российская армия». Мы особенно хорошо помним их каждый год, поминая 1 марта погибших псковских десантников [ 2 ]. На их леденящие душу похороны в марте 2000 года в Псков ни один руководящий бес не прибыл. Не пожелали увидеть дело рук своих.

«Счастье целого мира не стоит одной слезы на щеке невинного ребенка», - написал Достоевский.

Бесы не желают верить, что не проходит через слезы и страдания детей дорога к счастью. И не только детей, но детей – в особенности.

Бесы, возможно, когда-то читали Достоевского.

Но это чтение прошло для них абсолютно бесследно.

Российское государство не считает своих убитых. Невинно погибшие становятся для власти политическим щитом от обвинений в жестокости и безграмотности, волюнтаризме и бездушии, лжи и садизме.

Если помнить о жертвах террора на государственном уровне, то первый вопрос, который со всей неизбежностью будет задан: КТО ВИНОВАТ?

Ответом на этот вопрос могут быть только ИМЕНА.

Для того, чтобы эти имена прозвучали, необходимы независимый парламент, независимая пресса, независимое следствие, независимый суд. И ежедневный общественный контроль за ними всеми.

Всего этого в современной России нет.

И поэтому за гибель тысяч людей не ответил никто.

Государству, у которого руки по плечи в крови, не нужна память о невинно погибших. Ему нужен только пепел убитых, чтобы посыпать им свои мечи.

Бесы надеются, что их судный час не настанет, что никто и никогда не спросит с них за жизни убитых граждан.

Потому что спросить по всей мере ответственности за жизни граждан с государства означает поставить государство на службу гражданам.

Они сделают всё, чтобы этого не допустить.

Общество должно сделать всё, чтобы этого добиться.

Иначе российский мартиролог невинно убитых будет не только бесконечным, но и неотомщенным.

«Мне отмщение, и аз воздам» [ 3 ].

Лев ШЛОСБЕРГ

1 24 сентября 1999 года и. о. премьер-министра России Владимир Путин на пресс-конференции в Астане, в ответ на вопрос о событиях 23 сентября 1999 года, когда российская авиация нанесла ракетно-бомбовые удары по аэропорту города Грозного, нефтеперерабатывающему заводу и жилым кварталам в северных пригородах Грозного, сказал: «…Мы будем преследовать террористов везде. В аэропорту — в аэропорту. Значит, вы уж меня извините, в туалете поймаем, мы и в сортире их замочим, в конце концов. Всё, вопрос закрыт окончательно».

2 См.: Л. Шлосберг. С высоты // «ПГ», № 7 (478) от 24 февраля – 2 марта 2010 г.; Восемьдесят четыре // «ПГ», № 7 (478) от 24 февраля – 2 марта 2010 г.

3 «Мне отмщение, и аз воздам». Буквальный перевод стиха: «У Меня отмщение, и Я воздам» (стих из Второзакония, повторен в Послании к Римлянам). Возможны варианты толкования. Первое. Слово отмщение употреблено в значении «обида, оскорбление», тогда смысл фразы: «Меня оскорбили, и Я отвечу на оскорбление». Второе. В апостольском послании сказано: «Не мстите за себя, возлюбленные, дайте место гневу Божию, ибо написано «Мне отмщение и Аз воздам»». Смысл фразы: «возложите на Меня отомщение, и Я отомщу (воздам)». Третье: «Мне (принадлежит право на) отомщение, и Я воздам».