Продолжение. Начало см. в №№ 45 (414) от 12-18 ноября 2008 г., 46 (415) от 19-25 ноября 2008 г., 47 (416) от 26 ноября - 2 декабря 2008 г., 48 (417) от 3-9 декабря 2008 г., 49 (418) от 10-16 декабря 2008 г.
Воззвание Минина на площади Нижнего Новгорода. К. Маковский, 1890 год.
В Нижнем Новгороде в то время особое влияние приобрел состоятельный купец Кузьма Минин, избранный земским старостой. Он смог организовать сбор средств на формирование и вооружение нового ополчения. При этом добровольными пожертвованиями дело не ограничилось: взыскивали «пятую деньгу» - 20% со всех доходов торгово-ремесленного населения. Деньги позволили набирать воинов. Так сложилось войско, которое принято называть Нижегородским (или Вторым) ополчением.
Воины нуждалось в полководце. Взгляды нижегородцев обратились к князю Дмитрию Ивановичу Пожарскому, снискавшему известность еще во время Московского восстания в марте 1611 г. Князь тогда лечился от полученной раны в селе Мугрееве Суздальского уезда. При первом свидании с нижегородскими послами Дмитрий Пожарский не дал определенного ответа: его явно тревожила перспектива сотрудничества с посадским людом. Потребовалась непосредственная встреча с Мининым, чтобы Пожарский согласился возглавить войско.
Политическая ситуация заставляла вождей второго ополчения действовать решительно и оперативно. Уже в марте 1612 г. их войско выступило вверх по Волге, к Ярославлю и Костроме. Ярославль был быстро занят передовыми отрядами, над которыми начальствовал родственник и сподвижник Дмитрия Пожарского, Дмитрий Петрович Пожарский-Лопата. В Костроме воевода Иван Шереметев, державший сторону Семибоярщины, попытался организовать оборону. Однако горожане восстали и арестовали воеводу.
В начале апреля полки Д. И. Пожарского вступили в Ярославль. Здесь был создан новый «Совет всея земли» из представителей духовенства, Боярской думы, выборных дворян и посадских людей. Пожарский делал все возможное, чтобы сплотить вокруг Ярославля всех, кто мог оказаться полезен в борьбе с поляками и их союзниками. Поэтому в Совет вошли некоторые военачальники из Первого ополчения и даже, лица, связанные с Семибоярщиной.
Вообще в Ярославль активно стекалась знать, которая отшатнулась от подмосковного ополчения и надеялась поквитаться с казаками, посадскими и прочими «холопами». Их спесь, нападки на «худородных» ополченцев едва не вызвали раскола. Дворянин Иван Биркин, командовавший казанскими полками, увел часть воинов домой после того, как его осмеяли на заседании Совета. Ценой больших усилий Пожарскому удалось погасить конфликт и уговорить часть казанцев продолжить службу в ополчении.
К лету 1612 г. численность ярославского войска превысила 10 тысяч человек. Наряду с русскими отрядами, подходили белорусы, татары, мордва, чуваши, башкиры. Отряд украинских казаков привел атаман Тарас Черный.
Одновременно с подготовкой войска руководители Второго ополчения начали дипломатическую подготовку похода, главной целью которой было придание ему статуса законной политической акции. Для этого следовало выдвинуть своего, законного претендента на престол. С этой целью Д. Пожарский провел переговоры с австрийским дипломатом Грегори о возможном приглашении на престол кого-либо из императорской династии Габсбургов. Когда австриец упомянул о брате императора, эрцгерцоге Максимилиане, князь заявил, что в Москве его «примут с великой радостью» [см.: Скрынников Р.Г. Минин и Пожарский: Хроника Смутного времени. М., 1981. С.252].
Встретились руководители Второго ополчения и с новгородскими дипломатами, которые всемерно уверяли, что на Русь скоро явится шведский принц, вполне достойный стать царем. Пожарский не отрицал самой возможности передаче короны Карлу-Филиппу, но решительно заявил о невозможности ждать его приезда более чем до конца лета.
В то время, как Второе ополчение в Ярославле набирало силу, Первое ополчение под Москвой слабело и распадалось. Иван Заруцкий со своими казаками увлеченно грабил подмосковные села и монастыри. Воевода Дмитрий Трубецкой прекрасно понимал: если так пойдет дальше, от Первого ополчения ни останется и следа. В конце марта 1612 г. он прислал в Ярославль грамоту, в которой предлагал Д. Пожарскому объединить усилия в борьбе с иноземцами и русскими смутьянами.
И. Заруцкий, напротив, сосредоточился на укреплении собственного положения. Он приобрел безграничное влияние на Марину Мнишек и, соответственно, главную угрозу видел в ее «воскресшем» муже, Лжедмитрии III. Вскоре казачий атаман получил шанс устранить соперника.
В середине марта 1612 г. подмосковное ополчение направило в Псков к «царю» новое посольство во главе с Иваном Плещеевым, ранее близким сподвижником Тушинского вора, а теперь – постоянным помощником И. Заруцкого. В Пскове посланец ополчения немедленно «признал» в самозванце «государя», хотя, конечно же, видел, что перед ним совсем другой человек. Лжедмитрий, однако, плохо справлялся с принятой на себя ролью. Военными талантами он не обладал, изгнать из псковских земель польские отряды не смог. Города и деревни жили в состоянии постоянной угрозы. Так, Псково-Печерский монастырь в феврале 1612 г. подвергся нападению войск Александра Лисовского, а в марте его дважды осаждал Ян Ходкевич.
Пассивность авантюриста и разочарование в нем псковичей позволили И. Плещееву организовать целый заговор. В ночь на 18 мая 1612 г. его сторонники, воспользовавшись тем, что казаки ушли в поход против Лисовского, ворвались в хоромы Лжедмитрия III. Самозванец, однако, успел вырваться. Как повествует Ю. Видекинд, он «…бросился бежать…, в одном плаще и без шапки, в сопровождении немногих казаков понесся на коне без седла и убранства неведомо куда…» [см.: Юхан Видекинд. История шведско-московитской войны XVII века. М., 2000. С. 242]. Лжедмитрий надеялся добраться до Порхова, под защиту казаков, но, не разбирая дороги, промчался мимо города, заблудился и оказался на пути к Гдову. Высланная из Пскова погоня легко напала на след «царя». Вскоре самозванец был в плену. Его провели по улицам Пскова, привязанным к коню, а потом посадили под арест.
В июне 1612 г. подмосковное ополчение признало присягу Лжедмитрию III недействительной, после чего «псковского вора» отправили в подмосковный лагерь ополчения. Там его посадили на цепь для всеобщего обозрения. Впоследствии Матюшка был казнен.
Справившись с Лжедмитрием III, И. Заруцкий не смог наладить отношения с вождями Нижегородского ополчения. Бояре напрочь отказывались иметь дело с мятежным казаком, хотя тот направил им дружеское послание. Тогда атаман решил действовать привычными ему методами – интригой и заговором. Им были посланы в Ярославль наемные убийцы, казаки Стенька и Обрезок, которым поручалось устранить Д. И. Пожарского. Покушение, однако, провалилось.
По-видимому, поляки были хорошо осведомлены о вражде И. Заруцкого с вождями Второго ополчения. Ходкевич направил к атаману своего лазутчика, некоего Бориславского, с предложением союза. Сохранить переговоры в тайне, однако, не удалось. Заруцкий, поняв, что его вот-вот обвинят в сношениях с врагом, быстро собрал отряд верных казаков и ушел с ним к Коломне. Оттуда, прихватив Марину Мнишек с сыном, самозванец направился на юг страны.
В июле 1612 г. Второе ополчение, наконец, выступило из Ярославля к Москве. Главной его задачей было осадить польский гарнизон столицы раньше, чем к нему присоединится войско Ходкевича. К середине месяца передовые отряды ополченцев через Ростов, Переяславль, Троице-Сергиев монастырь вышли к северным окраинам Москвы. 20 августа к столице подтянулись основные силы Д. Пожарского, которые разбили лагерь и стали строить укрепления («острожки»). Ополченцы расположились напротив Белого города – от Петровских ворот до Москвы реки. В Замоскворечье оставались отряды первого ополчения (преимущественно казаки) под началом Д. Трубецкого.
22 октября по старому стилю (1 ноября по новому) 1612 года бойцы народного ополчения под предводительством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского штурмом взяли Китай-город.
Через день у столицы появились войска Ходкевича, состоявшие из поляков, литовцев и различных наемников. Они встали лагерем на Поклонной горе. В Москве польским гарнизоном командовал уже не Александр Гонсевский, который покинул город, а полковник Николай Струсь. У осажденных ощущалась сильнейшая нехватка боеприпасов, провианта, фуража.
22 августа Ходкевич сделал попытку прорваться в город, но конные отряды ополченцев преградили неприятелю путь. Завязался бой. Казаки Трубецкого сначала оставались пассивными наблюдателями, однако затем присоединились к воинам ополчения. Соединенными усилиями они отбросили врага. Русский средневековый писатель С. И. Шаховской описывал битву весьма красочно, в традициях древних «книжников»: «И начался смертный бой. А где великое сражение, там и много убитых! С обеих сторон был беспощадный бой. Друг на друга направив коней, смертоносные удары наносят. Свищут стрелы, разлетаются на куски мечи и копья, всюду падают убитые…» [см.: Шаховской С. И. Летописная книга // Плач о пленении и конечном разорении Московского государства // Памятники литературы Древней Руси: Конец XVI - начало XVII веков. М.: Художественная литература. 1987. С. 417].
В ночь на 23 августа Ходкевичу удалось тайно провести в Кремль отряд в 600 чел., но никаких более значительных контингентов он перебросить не смог. Все попытки гетмана прорваться в Москву были отражены ополченцами.
В сентябре Д. И. Пожарский направил осажденным грамоту с предложением сдаться. Поляки в ответ гордо заявили о своей верности королю, а русских обвинили в измене «истинному государю» – Владиславу. Не обошлось и без оскорблений. «Мужеством вы, - писали поляки русским ратникам, - подобны ослу или байбаку, который, не имея никакой защиты, вынужден держаться норы… Мы не умрем с голоду, дожидаясь счастливого прибытия нашего государя – короля с сыном, светлейшим Владиславом, а счастливо дождавшись его…, возложим на голову царя Владислава венец» [см.: Шаховской С. И. Летописная книга // Плач о пленении и конечном разорении Московского государства // Памятники литературы Древней Руси: Конец XVI - начало XVII веков. М.: Художественная литература. 1987. С. 335].
Слова эти были просто похвальбой. Воины гарнизона именно «умирали с голоду». Им приходилось есть собак, кошек, лебеду, крапиву. Даже мышь считалась отменным лакомством, а за ворону, по свидетельству современника, платили около рубля [см.: Скрынников Р. Г. Минин и Пожарский: Хроника Смутного времени. М., 1981. С. 290].
В октябре начались снегопады, ударили холода. Ходкевич, поняв невозможность деблокировать русскую столицу, покинул позиции, фактически бросив осажденных на произвол судьбы. Гарнизон Москвы оказался в совершенно отчаянном положении. Мародеры грабили жителей без зазрения совести. Два солдата ворвались в поисках пищи в дом самого руководителя Семибоярщины, Федора Мстиславского и ранили хозяина в голову.
Но даже грабежи не помогали спастись от голода. Еды просто не было. Нередкими стали случаи людоедства. Иосиф Будзило пишет в своем дневнике: «…Осажденные съели пленных, съели умершие тела, вырывая их из земли; пехота сама себя съела и ела других, ловя людей. Пехотный поручик Трусковский съел двоих своих сыновей; один гайдук тоже съел своего сына, другой съел свою мать…» [см.: Дневник событий, относящихся к Смутному времени (1603-1613), известный под именем Истории ложного Дмитрия // Русская историческая библиотека. Т. 1. СПб., 1872. С. 348].
Сопротивляться далее было немыслимо. 22 октября начались переговоры. Через четыре дня, 26 октября, поляки и наемники выгнали из Кремля своих русских сторонников, включая руководителя Семибоярщины Мстиславского. Казаки порывались убить бояр, но Пожарский лично взял их под защиту.
27 октября (или 6 ноября по «новому стилю») гарнизон Москвы капитулировал. На следующий день, 28 октября (7 ноября), русские вступили в Москву. И. Будзило называет эту дату (по «новому стилю») со всей определенностью: «7 ноября русские вошли в крепость с великою радостию, а в нас это вызвало великую скорбь и сожаление» [см.: Дневник событий, относящихся к Смутному времени (1603-1613), известный под именем Истории ложного Дмитрия // Русская историческая библиотека. Т. 1. СПб., 1872. С. 353]. 4 ноября, по сведениям Будзилы, была только попытка штурма, причем неудачная [см.: Дневник событий, относящихся к Смутному времени (1603-1613), известный под именем Истории ложного Дмитрия // Русская историческая библиотека. Т. 1. СПб., 1872. С. 351].
Существовало, впрочем, и иное мнение относительно датировки событий. Архиепископ Арсений Елассонский, который находился в Москве на протяжении всей осады, писал, что Китай-город («срединная крепость) перешел в руки русских уже 22 октября (1 ноября), после чего начались переговоры о сдаче Кремля [см.: Арсений Елассонский. Мемуары из русской истории // Хроники Смутного времени. М., 1998. С. 198].
Русские очевидцы событий также называют разные даты. Вообще вопрос о точной дате вступления русских войск в Кремль в значительной мере остается дискуссионным [см.: Козляков В. Триумф «шпыней» и «блинников» // Родина. № 11. 2005. С. 96; Назаров В. Что будут праздновать в России 4 ноября 2005 г. // Отечественные записки. № 5. 2004. С. 85-96.].
Вожди ополчения гарантировали полякам и наемникам неприкосновенность. Тем не менее, не обошлось дело без эксцессов и кровопролития. Воины Д. Пожарского и К. Минина условия соблюдали, но казаки Д. Трубецкого напали на пленных, ограбили их, а некоторых – убили. Польский военачальник Н. Струсь был арестован и оставался в русском плену до 1619 г.
Сигизмунд III, разумеется, знал об осаде Москвы. В октябре 1612 г. он начал стягивать войска к Смоленску, рассылал по русским городам грамоты с призывом повиноваться «законному правителю» Владиславу.
Сидение царя Михаила Фёдоровича с боярами в его государевой комнате. Холст, масло. А. Рябушкин, 1893 год.
19 ноября, когда Москва была уже в руках русских, авангарды королевской армии подошли к Рузе. Поход это был плохо подготовлен и очень скоро свёрнут: в королевской армии не хватало продовольствия и фуража, в казне – денег. Уже 27 ноября Сигизмунд дал приказ об общем отступлении – назад, к Смоленску.
Москва возвращалась к мирной жизни. Д. Пожарский обещал, что никто из великородных бояр, помогавших полякам, не подвергнется преследованию, и слово свое сдержал. Участники освобождения столицы получали щедрые награды. Вчерашние холопы и кабальные люди, служившие в рядах ополчения, освобождались от зависимости. Казакам давали «в корм» целые города. Дворяне и бояре жаловались землями и дорогими подарками, высокими должностями.
В январе 1613 г. в Москве собрался Земский собор, самый демократичный в истории страны: на нем присутствовали даже черносошные (казенные) крестьяне. Собор решал вопрос чрезвычайной важности: об избрании русского царя. Недостатка в кандидатах не было. Очень активно, например, рвался к власти Д. Трубецкой. Фигурировал среди претендентов также знатный выходец из Кабарды, князь Дмитрий Черкасский.
Эти фигуры, однако, вызывали неприятие у служилого дворянства и казаков. Казаки вспомнили о младенце Дмитрии Ивановиче, сыне Марины Мнишек, но такой «царь» никак не мог придтись по душе боярам. Многие участники Собора выступали также за избрание на престол иностранца, например шведского принца Карла-Филиппа. Они надеялись, такой выбор позволит избежать раздоров, примирит враждующие группировки.
Голоса разделились. Ни один кандидат не мог набрать необходимого большинства. Тогда всплыло имя 16-летнего Михаила Романова, сына митрополита Филарета (в миру – боярина Федора Никитича Романова). За юношу немедленно поднялась вся романовская родня: И. Черкасский, Б. Салтыков, И. Троекуров, а также многочисленный и напористый клан дворян Михалковых. Юный Михаил оказался своего рода компромиссной кандидатурой. К тому же он состоял в родстве, правда по женской линии, с царями Иваном IV и Федором Иоанновичем, законность которых сомнений не вызывала. 21 февраля 1613 г. Михаил Федорович был избран на престол. Интересно, что Дмитрий Пожарский решительно выступал против его кандидатуры. Это в дальнейшем негативно сказалось на отношениях царя и «спасителя Отечества».
11 июля происходило венчание Михаила на царство. Это была удивительная церемония, ибо вокруг обличенного высшей властью юноши стояли самые разные люди, недавние враги. Шапку Мономаха нес дядя Михаила, боярин Иван Никитич Романов, пожалованный в бояре Лжедмитрием I. Скипетр поручили заботам Дмитрия Трубецкого, а «яблоко» (державу) – Дмитрию Пожарскому. Почетную миссию осыпать царя золотыми монетами возложили на «непотопляемого» Ф. Мстиславского – бывшего руководителя Семибоярщины.
Впрочем, молодому монарху нужно было еще удержать дарованную Собором власть. Первым против него выступил атаман И. Заруцкий, который провозгласил себя защитником интересов «царицы Марины Юрьевны» (Мнишек) и «царевича» Ивана Дмитриевича. Ему удалось привлечь на свою сторону небольшое количество казаков и всяческих авантюристов, жаждавших продолжения Смуты. Укрывшись в Астрахани, Заруцкий и его сподвижники слали грамоты на Дон и в Поволжье к казакам. Они также привлекли на свою сторону отряды ногайцев, пытались установить контакты с персидским шахом.
Эта активность очень тревожила царских воевод, да и среди астраханских горожан перспектива новой войны ничего, кроме страха, не вызывала. Воевода города Терска Петр Головин спешно направил к Астрахани отряд стрельцов. 12 мая 1613 г. И. Заруцкий с Мариной и сыном бежали на Яик (Урал) к казакам, но и здесь поддержки не нашел. Вскоре атаман попал в руки царских военачальников. Расправа с мятежниками носила очень жестокий характер. И. Заруцкого посадили на кол, а несчастного сына Марины, которому было чуть более двух лет, повесили. Сама Марина Мнишек, по официальным данным, умерла «от горя» в тюрьме.
Гибель И. Заруцкого не прекратила, однако, казачьих выступлений. Целое войско собралось под знаменами некоего атамана Михаила Баловни в Поволжье. Правительство справилось с ним лишь с помощью хитрости. Баловня пригласили в Москву якобы для переговоров, арестовали и повесили.
Помимо «внутренних» врагов, большую опасность представляли враги «внешние»: шведы и поляки. Избрания Михаила Романова они не признавали, требовали признать власть своих претендентов: Карла-Филиппа и Владислава. В сентябре 1613 г. Михаил Романов двинул для борьбы со шведами большую рать во главе с Д. Т. Трубецким. Вождь двух ополчений на этот раз сплоховал. Его войска встали в Бронницах и бездействовали, пока сами не были осаждены армией Якоба Делагарди. Пришлось отходить с боем. При отступлении много людей погибло, был потерян обоз.
В 1614 г. шведские войска, которые возглавил сам король Густав-Адольф, захватили Гдов. В 1615 г. они осадили Псков, но на этот раз потерпели неудачу. Впрочем, осада Пскова 1615 года – тема для самостоятельного и очень интересного рассказа. Здесь стоит отметить только, что у стен города нашел свою гибель жестокий и смелый Эверт Горн.
Мир между Россией и Швецией был подписан только в феврале 1617 г. Россия получила назад Новгородские земли, но были вынуждены отдать королю территории по Финскому заливу, с Ивангородом, Ям, Копорье, Орешек. Был утрачен выход к Балтийскому морю, за который потом пришлось вести долгую, напряженную борьбу.
Военные действия против поляков и литовцев продолжались до 1618 г. Сначала «головной болью» московского правительства был Александр Лисовский со своими «лисовчиками». Весной 1615 г. они разграбили окрестности Пскова и ушли с добычей в Смоленск. Когда же отряды Лисовского взяли город Карачев, в Москве встревожились всерьез. Против врага двинулась большая армия под командованием самого Дмитрия Пожарского. Узнав о ее приближении, А. Лисовский стремительно отступил к Орлу, но русские полки его настигли. Состоялась жестокая битва, в которой обе стороны понесли большие потери. За этим сражением последовали новые столкновения. К счастью для русских властей, в 1616 г. Лисовский скончался.
В конце 1617 г. поход против России совершила королевская армия во главе с самим Владиславом. Поляки смогли привлечь к военным действиям запорожских казаков, которыми командовал блестящий военачальник Петр Сагайдачный. Летом 1618 г., когда королевские полки наступали на Москву с запада, запорожцы ударили с юга, сожгли Ливны и Елец.
30 сентября 1618 г. поляки, как в разгар Смуты, подошли к Москве и начали штурм. Среди военачальников, кстати, был Ян Ходкевич, хорошо знавший местные условия. Натиск, однако, удалось отбить. В декабре 1618 г. Россия и Речь Посполитая подписали перемирие на весьма тяжелых, даже унизительных, для царского правительства условиях. Пришлось пожертвовать всей Смоленщиной и Черниговщиной. Зато в стране, наконец, воцарился долгожданный мир.
Андрей МИХАЙЛОВ,
доктор исторических наук, Санкт-Петербург, специально для «Псковской губернии»
Окончание читайте в следующем номере газеты.