Проклятые легенды

Та же выставка, показанная в Пинакотеке Парижа в 2012 году, а потом в Милане в королевском дворце на площади Дуомо и в Риме в Palazzo Cipolla, называлась «Модильяни, Сутин и проклятые художники». В Петербурге на Фонтанке, в музее Фаберже, она называется значительно мягче: «Модильяни, Сутин и другие легенды Монпарнаса».

«Многие считали Сутина дикарём»

Некоторые посетители, осмотревшие петербургскую выставку, сетуют на то, что она хороша, но мрачновата из-за слишком точечного освещения. Картины напоминают светящиеся витрины на тёмной улице. И всё же это, скорее, очевидное достоинство, позволяющее сконцентрироваться на главном.

Работы Амедео Модильяни, Хаима Сутина, Моисея Кислинга, Сюзанны Валадон, Мориса Утрилло словно бы светятся изнутри. К тому же до посетителей музея доносятся французские песенки почти вековой давности, в одном из залов постоянно демонстрируется французский документальный фильм о художниках с субтитрами, в светлом переходе из зала в зал висят чёрно-белые фотографии главных героев, а на выходе продаются выпущенные к этой выставке сувениры: сумки с изображением картин, магнитики, открытки…

В Пскове, конечно, такого не увидишь. Подходящих выставочных пространств почти нет. Многие выставки монтируются в последний момент – даже таблички с названиями работ не всегда успевают повесить к открытию (хотя случаются исключения). Так что выставка «Модильяни, Сутин и другие легенды Монпарнаса» во всех смыслах не похожа на то, что мы видим у нас.

Хаим Сутин. Автопортрет с занавеской. Около 1917

Кроме главных знаменитостей – Модильяни и Сутина - в трёх залах петербургского музея Фаберже размещены работы Эжена Эбиша, Леона Сола, Арона Дейеца, Яна Вацлава Завадовского, Мориса де Вламинка, Андре Дерена, Сельсо Лагара Арройо, Михаила Кикоина…

Отдельный зал выделили работам Кислинга. По этому залу от картины картине по кругу ходил мужчина с ребёнком и громко восхищался: «Вот это да! Мощно. Неожиданно». Он шёл на Модильяни, но впечатления от доселе неведомого ему Кислинга оказались сильнее. И понятно почему. Моисей Кислинг доступнее. Он всё же почти реалист. Но это какая-то особенная реальность. Экспрессивная. Вызывающе цветная. Кислинг сосредотачивается на красивом. Лучший пример – «Женщина в красном свитере». Картина написана ровно сто лет назад, в 1917 году. Или «Сан-Тропе. Сентябрь» - с маяком и яхтами у берега. Здесь нечему шокировать.

Совсем другое дело Амедео Модильяни и особенно Хаим Сутин. Рядом с их работами отдохнуть не получится.

На выставке много портретов, но это ведь не портреты людей. Если Модильяни обозначил, что изобразил Сутина, то это не значит, что перед нами в рамке уроженец села Смиловичи Минской губернии Хаим Соломонович Сутин. Нет, перед нами не гражданин Сутин, а его внутренний мир, каким его увидел его старший товарищ Амедео Модильяни. То же самое и с самим художником Сутиным. Черты лица на автопортрете похожи, но портретного сходства, глядясь в зеркало, он точно не добивался. Мы видим (или не видим) его переживания. Мы чувствуем (или не чувствуем) его время с двумя мировыми войнами и прочими страшными делами.

Моисей Кислинг. Йонас Неттер.

Хаим Сутин вообще большой интерпретатор. Он смотрел на всё то, что его окружало, но не изображал увиденное, а преображал, нет, заражал его. И это был мрачный взгляд и мрачное преображение, иначе говоря – искажение. Деформация. Сутин смотрел на себя и других как бы искоса, с подозрением, а иногда и с ужасом. Было чему ужасаться.

Сила Сутина в том, что другой художник, встав на этот скользкий путь, ограничился бы карикатурным видением. Но у Хаима Сутина совсем не карикатуры. Он умудрялся получить от некрасивых лиц что-то трогательное, а чаще трагичное. Будь перед нами красавцы и красавицы, то получилось бы одномерно. Бездны бы не открылись.

Хаим Сутин. «Безумная». Около 1919.

Это то, что американский галерист Данкен Филлип, характеризуя творчество Сутина, назвал «предчувствием агонии нашего мира».

Поэт и меценат Леопольд Зборовский описал жизнь Сутина в те годы, когда тот ещё не разбогател: «Сутин отправился в провинцию, и жил там как бродяга в каком-то свинском окружении. Он вставал в три часа утра и отправлялся за 20 километров искать подходящий пейзаж, а ночью возвращался в свою берлогу, забыв, что ничего не ел. Он снимал только что написанные холсты с подрамников: одни, как матрас, раскладывал на полу, другими закрывался, как одеялом, и засыпал».

Мир Хаима Сутина - безумный. И не только тогда, когда он писал «Безумную». Безумен его «Подвешенный заяц», безумен «Столик с яствами», безумна «Девочка в розовом платье», безумна «Красная лестница в Канье»… Как писал доктор искусствоведения Валентин Виленкин, «Многие считали Сутина дикарём, сторонились его, порой даже боялись. Когда он, напялив на себя что попало, бледный, насквозь пропахший масляной краской и скипидаром, с прилипшей к потному лбу прядью и мрачно сосредоточенным взглядом ломился подряд во все двери “Улья” (коммуна художников в Париже. – Авт.) в надежде поживиться хотя бы объедками, от него, бывало, старательно запирались…»

«Счастье – это ангел с серьёзным лицом»

ПрОклятые художники были страшно бедны. Их не понимали и долго отвергали.

Это уже значительно позднее, после их смерти окажется, что они влиятельны. Сутин, к примеру, сильно повлиял на американских экспрессионистов, таких как Джексон Поллок, Фрэнсис Бэкон, Марк Ротко…

В Париж Сутин перебрался в двадцать лет. К тому времени он уже был подготовленный изгой. Опыт жизни в России у него был отрицательный. В своих работах, на первый взгляд, к российскому детству в отличие от своих коллег-эмигрантов он не обращался. Но вернее сказать, детские психологические травмы видны в его работах отчётливо. И в натуралистических гастрономических натюрмортах, и в портретах, которые тоже напоминают какую-то еду. Ностальгии нет вообще. Он вывез с собой заграницу ужас и с ним пытался жить дальше. Художники, которые его окружали (Модильяни, Пикассо, Шагал) были в своём творчестве не так агрессивны. Но агрессия Сутина связана с ощущением смерти, с разложением телесного. Обречённость, заклание, отторжение… Это его тема. Он смотрел дальше многих других. И этот анатомический подход был не слишком приятен (как и формалиновый запах его мастерской). Долгое время его понимали только такие люди как Модильяни.

О Модильяни написал Леопольд Зборовский: «Это был звёздный мальчик, для которого реальность просто не существовала». Во всяком случае, для него не существовала привычная реальность. И это сближало Модильяни с таким человеком как Сутин. Их реальности пересеклись.

«Счастье – это ангел с серьёзным лицом», - как писал Модильяни в 1913 году в письме доктору Полю Александру. На портретах выставки «Модильяни, Сутин и проклятые художники» все лица серьёзные. И в то же время какие-то ангельские. Отрешённые.

Амедео Модильяни. Леопольд Зборовский. 1916.

У Модильяни самая незначительная часть портретов – глаза. Иногда их практически нет. Не глаза, а пуговки, запонки, булавки, что-то вроде того. Это уж точно не зеркала души. Человек проявляется у этого художника через линии. Всё же он первоначально был скульптор, а в скульптурах глаза не важны.

Модильяни тоже мастер искажения – если говорить о пропорциях. Но это всё-таки более сдержанный подход. Щадящий. Любопытны его же рисунки, висящие рядом с двумя портретами, один из них – карандашный «Портрет Сутина». Если Сутин в своих работах копошился в открытых ранах, то Модильяни предпочитал более тонкие материи. Там, где Сутин грубо выворачивал внутренности наизнанку, у Модильяни чёткое зеркальное отражение. Но оно вытянуто, словно он смотрел на мир посредством специального зеркала. На портретах мы видим то, что «не проявлено в физическом плане». Было не проявлено, пока не явился эстет Модильяни и всё это не запечатлел, а потом сразу умер.

«Я всегда был счастливым человеком!»

То, что можно сейчас показывается в Петербурге, долгие десятилетия не видел практически никто. Все картины – из собрания коллекционера Йонаса (Жана) Неттера. Это его портрет кисти Кислинга мы видим первым при входе на выставку. Денег на покупку работ признанных дорогих художников-импрессионистов у Неттера не было, и он начал собирать картины «отверженных» - Мориса Утрилло, матери Утрилло художницы и натурщицы Сюзанны Валадон, Амедео Модильяни, Хаима Сутина, Моисея Кислинга… Теперь всех их принято относить к «Парижской школе», хотя многие авторы были родом из Восточной и Центральной Европы. Но объединил их Париж.

Амедео Модильяни. Хаим Сутин. 1916

Неттер умер вскоре после окончания Второй мировой войны. Картины набиравших популярность и ценность художников «Парижской школы» странным образом оказались в стороне от внимания. Они где-то хранились (таились?) и ждали своего часа. Он наступил в 2012 году.

В биографии Сутина сразу обращаешь внимание на дату и место смерти: 1943 год, Париж. Что он там делал во время нацистской оккупации? Пытался лечиться или, вернее, сказать, умирал.

Одно время его прятали неподалёку от Тура в Шампиньи-сюр-Вод. Сутина целенаправленно разыскивало гестапо. В июле 1942 года посольство Германии обратилось к французским властям с просьбой разыскать художника Хаима Сутина и конфисковать все его работы. Начались поиски. Было собрано досье (все девять папок его сохранились). Но Сутин всё же умер своей смертью от болезни желудка – в отличие своих отца, братьев и сестёр, расстрелянных фашистами Смиловичах в 1941 году.

Гроб для Хаима Сутина сколотил Пабло Пикассо. Пикассо умел всё. Сведения о похоронах Сутина разнятся, но они были тайными. Могилу копали Пикассо, Жан Кокто и Макс Жакоб. Почти сразу же поэта и художника Жакоба нацисты арестовали после посещения мессы, и он умер в концлагере.

***

Однажды Хаима Сутина спросили о его жизни и его несчастьях. Сутин удивился и ответил: «Я всегда был счастливым человеком!» Похоже, он не бравировал. У ангела должно быть серьёзное лицо и особое отношение к боли.