Это площадь Свободы – такой далёкой. Там кружится-куражится Птица Радость

Титулярный советник в Сенате, обер-аудитор в штабе генерал-аншефа, управляющий Петербургской таможни…  Отличная биография для карьериста-государственника. Человек мог бы, наверное, дослужиться и до ещё более высоких должностей, если бы поставил перед собой такую цель. Но цель у него оказалась другая. И его приговорили к смертной казни. Его приговорили за то же самое, за что через полтора века начнут переименовывать в честь него по всей стране улицы.

Конечно же, Александр Радищев понимал, что его книги не приведут царскую власть в восторг. Авторство своё он не афишировал, но скрыть его было невозможно. Всё-таки он был не просто автор, а издатель. И если Радищев решился на публикацию, напечатав 650 экземпляров «Путешествия из Петербурга в Москву», то, скорее всего, не рассчитывал на столь жёсткую реакцию властей. Тем более что объявленное преступным «Путешествие из Петербурга в Москву» первоначально было разрешено для публикации, то есть цензуру прошло. Эта книга была издана «с дозволения управы благочиния».

Однако 13 июля (по григорианскому календарю) 1790 года Радищева арестовали.

Скорее всего, свою роль сыграли два обстоятельства. Во Франции разгоралась революция, и Екатерина II больше не могла терпеть находившихся на свободе вольнодумцев. Второе обстоятельство – положение Радищева. «Бунтовщиком хуже Пугачёва» его объявили, в том числе, и потому, что он, в отличие от самозванца Емельяна Пугачёва, самозванцем не являлся. Он был свой – дворянин, чиновник. И раз он позволил столь жёсткую критику власти, то сразу превратился в отступника, в предателя.

Радищева обвинили «в преступлении присяги», а к смертной казни в том же 1790 году приговорили за то, что он написал и издал книгу, «наполненную самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтобы произвести в народе негодование против начальников и начальства».

Радищев, сам долгое время занимавший начальственные должности, замахнулся на «святое» - на начальство. И поплатился.

Однако казнить его не стали. Казнь заменили сибирской каторгой «по милосердию и для всеобщей радости» в честь заключения Верельского мирного договора со Швецией (это была война за Финляндию и Карелию). Радищева обрекли на «на десятилетнее безысходное пребывание». 

Насмешники Вайль и Генис в «Родной речи» написали: «Обличительный пафос Радищева до странности неразборчив – он равно ненавидит беззаконие и сахароварение». И всё-таки, кажется, что беззаконие он ненавидел чуть больше. Да, по натуре он был, скорее, обличитель, и своё недовольство высказывал не только по поводу глобальных вещей. На мелочи тоже обращал внимание. Но судили его не за ненависть к сахароварению, а за выпады против монархии, религии, цензуры… В «Путешествии из Петербурга в Москву» имеется целая глава, называющаяся «Краткое повествование о происхождении цензуры». Причём Радищев в первых строках объединяет светскую цензуру с религиозной («цензура с инквизицией принадлежат к одному корню; что учредители инквизиции изобрели цензуру…»).

Представьте себе, если бы сегодня, 13 июля 2016 года, какой-нибудь высокопоставленный государственный чиновник написал бы: «Священнослужители были всегда изобретатели оков, которыми отягчался в разные времена разум человеческий, что они подстригали ему крылья, да не обратит полёт свой к величию и свободе». А Радищев написал это в ХVIII веке.

Цензура – одна из излюбленных его тем. В «Путешествии..» в главе «Торжок» сказано: «Обыкновенные правила цензуры суть: почеркивать, марать, не дозволять, драть, жечь всё то, что противно естественной религии и откровению, всё то, что противно правлению…»

Сомневался Радищев и в мудрости высшей власти («Скажи же, в чьей голове может быть больше несообразностей, если не в царской?»)

У Радищева в Пскове жил высокопоставленный родственник – Александр Ушаков. Он занимал должность председателя Псковской палаты гражданского суда. Несмотря на то, что письма Радищева прочитывались цензурой, Ушаков переписки с Радищевым не прерывал. Некоторые письма сохранились. Ушаков был сводным братом сразу двух жён Радищева. Первоначально Радищев женился на Анне Рубановской, а после её смерти – на её родной сестре Елизавете Рубановской. Второй брак со своячницей был заключён уже на каторге, куда Елизавета, вопреки мнению своих родителей, отправилась вместе со своими племянниками и племянницами (там же, в Сибири, она и умерла). Примерно тогда же умерла и императрица Екатерина II. Радищев досрочно вернулся с каторги, поселившись в сельце Немцово Калужской губернии. Именно туда слал письма председатель Псковской палаты гражданского суда Ушаков, утешая своего родственника после смерти Елизаветы («Помни, что твои дети от бытия твоего зависят»). Детей у Радищева от двух жён было семь.

Ушаков рассказывал Радищеву, что письма перлюстрируются, и всё же писал: «Любя тебя от искреннего сердца, останусь на весь мой век, называясь верным другом и братом». Встречаются в письмах Ушакова и выпады в сторону Псковской губернии: «А паки в службе: попал в самый ябеднический край». Учитывая это, Александру Ушакову было чем заняться на службе в палате гражданского суда.

Каторгу, на которую попал Радищев в 1790 году, нельзя назвать непосильной. О нём там было кому позаботиться. Прежде всего, заботу проявил Иркутский и Колыванский наместник генерал­-поручик Иван Пиль, в недалёком прошлом губернатор Лифляндский, а потом и Псковский (при Пиле в 1786 в Пскове открыли Главное народное училище). Обрусевший швед Иван Пиль распорядился построить вольнодумцу Радищеву в Илимске восьмикомнатный дом.

Иван Пиль действовал по просьбе графа Александра Воронцова - президента Коммерц-­коллегии, а в будущем – государственного канцлера, которому многим был обязан. Так что Радищев несколько лет в Сибири находился под опекой влиятельных людей, кроме дома получив крупную сумму денег, коляску на рессорах, сани и, главное, возможность в них свободно перемещаться, занимаясь научной деятельностью (метеорологией и термометрическими наблюдениями; приборы для этого ему прислал будущий канцлер Воронцов).

О том, что с Радищевым всё в порядке, графу Воронцову в письме, в частности, сообщала супруга бывшего псковского губернатора Елизабета Пилева: «Мой граф Александр Романович! Осьмого числа сего месяца прибыл благополучно Александр Николаевич Радищев с детьми своими и своячницей, от которой имела честь я получить письмо Вашего Сиятельства...».

Спустя некоторое время органы сыска узнали, что вольнодумец в Сибири живёт слишком вольно, и его покровителям Воронцову и Пилю пришлось подать в отставку. Но в те годы правители в России менялись часто. Так что Воронцов с Радищевым в 1802 году после воцарения Александра I вместе успели подготовить проект первой российской конституции - «Всемилостивейшую жалованную грамоту». Впрочем, ничего с этой конституцией не вышло. 53-летний Радищев в том же 1802 году умер то ли от чахотки, то ли от яда (по одной из версий вновь оказавшегося на государственной службе Радищева обвинили в либерализме и желании ввести в России свободу печати).

Прошло чуть более ста лет, и в 1905 году, тогда же, когда объявили о создании первого российского парламента, «Путешествие из Петербурга в Москвы» было разрешено для печати.

У Радищева в книгах есть много любопытных наблюдений. Вот только одно: «Таков есть закон природы; из мучительства рождается вольность, из вольности рабство».

Сводились счёты. Сводились, как будто пятна.
Это было долго, но в этом не было смысла.
Говорят, бессмысленно жить – довольно приятно.
Забываешь пароли: буквы и числа.
Особенно числа. Ничего нет проще.
Простые числа, простые цели.
Осталось только вычислить площадь
И забыть. Всё равно никто не оценит.
Это площадь Свободы – такой далёкой.
Там кружится-куражится Птица Радость.
Под шумок, а верней – под орлиный клёкот,
Со спины по предательски радость подкралась.   

Забываешь надолго пароли, роли.
От свободы подать нам рукой до неволи.